Боже, как воняют подмышки моего напарника! Запах тела, как и аппендикс, след нашей эволюции. Какой бы цели ни служили эти запахи в первобытные времена, сейчас они стали для меня проблемой. Это просто доказательство повышенной активности потовых желез. Вследствие чрезмерного потоотделения создается питательная среда для бактерий. Именно из-за них возникает невероятный запах. Наши подмышечные жировые железы уже какой день без остановки смешивают свои выделения с потом. Получаются очень пахучие соединения. Я бы упаковал этот аромат во флакон и хранил его как амулет от беды и невзгод.
В мире есть еще другие запахи, но мой нос, забыв об этом, продолжает реагировать на ароматы чужого уставшего тела. Большая часть пота выделяется через подошвы стоп. Я это чувствую особенно — в ногах у меня стоят «дембельские» полусапожки напарника. Прикрученный шурупами каблук, стелька, вырезанная из толстой мягкой кожи, капроновые шнурки, покрашенные гудроном, перешитый и дважды прошитый в основании язычок — не ботинки, а образец бережного отношения к собственному здоровью. Уйти в засаду легче, чем вернуться. А удобная надежная обувь — лучшая этому гарантия.
Голые пятки напарника больно толкают меня в бедро. Господи, как он пинается! Его тело реагирует на сочетание всплывающих в контуженой голове картинок, звуков и ощущений непроизвольным сокращением мышц. Судороги повторяются с пугающей регулярностью. Дергаясь во сне, он становится похож на поломанную механическую куклу. Жаль, что его не видят сами кукловоды, дергающие нас за нити стрелок, нарисованных на их картах. Судороги — не самое страшное, что приходится терпеть, зарывшись в песок.
Днем нагретая солнцем плащ-палатка давит своей тенью, словно бетонная глыба. Во рту сухо, бывшие влажными десны становятся сухими и липкими, а слюна — вязкой и клейкой. Вода, как электролит для аккумулятора — ее нехватка вызывает сонливость и резкое падение активности. Все вдруг надоедает и всего начинает быть мало: пространства, воздуха, времени. В такие моменты чувствуешь себя полным «тормозом». Норма — семь-десять стаканов в день и больше, но столько воды с собой не унесешь. Не обсыкаться же от страха, когда патроны кончатся? Стоит тащить сюда воду, чтобы потом поливать ею склоны?
Кстати, пора отлить. Как долго я могу терпеть, прежде чем наступит клиническая стадия? Взводный, утверждает, что терпеть можно шесть-восемь часов. Постоянно вырабатывающаяся в почках моча (по четверти стакана в час) стекает в мочевой пузырь, накапливаясь до определенного момента. Когда ее накапливается около стакана — появляются первые короткие позывы, порядка двух стаканов — начинается период «слива». Но у каждого свой гидробудильник.
Однажды кто-то выпил в засаде всю воду из правого радиатора БТР. Нас собрали всех в один бронетранспортер и, закрыв внутри, не разрешали всю обратную дорогу ни пить, ни мочиться. Принцип отношения к молодым всегда прост: стань, кем сможешь. И двое не смогли, украденная вода превратила их мочевые пузыри в наполненные водой воздушные шары. Растянувшиеся мышцы не могли удержать скопившуюся жидкость. Не контролируя организм, они мочили собственные штаны сначала по капле, а затем уже небольшими порциями. И только в бригаде нам наконец-то разрешили облегчиться. Все сразу встало на свои места, правда, двоим места уже не хватило. Их упорство сделало их мучениками. Но если урод с тупыми мозгами вобьет себе что-либо в голову, то мучениками становятся все, кто с ним имеет дело.
Спустив штаны, стоя на коленях несчастные топили в луже собственной мочи вину за неумение подчиняться обстоятельствам. Их признание было вознаграждено проблемой — моча была, но давления в мочевом пузыре уже не было. Слабая струя насыщенного оранжевого цвета источала сильный аммиачный запах беспомощности. Оба чесались, испытывая сильный зуд кожи. Нас заставили наблюдать в назидание. Радости видеть это было мало, но возможности не смотреть нам не дали. Наказание и обличение дают мудрость.
Как только ты ведешь себя, как осел, тут же находятся желающие на тебе покататься. Надо самому распоряжаться собой. Я первым ударил дембеля, издевающегося над этими несчастными. Резкий как бритва, он оказался цепким как бульдог. Драка удалась на славу. Мы оба оказались в списке добровольцев, и теперь я его напарник в дозорной группе. Уже сутки, как мы с ним лежим в одной яме, судя по запахам, вырытой живыми для мертвых.
Если вовремя не пукнешь — головой опухнешь. Все верно. Голова у напарника по этому поводу не пухнет — газанул и спит. Его желудок — это сборище чудовищно старательных мышц, трудовой порыв которых остановить практически невозможно. Нет жратвы? Это не повод для расслабления. Я это предвидел, наблюдая, как он весь день, на жаре, будто дробилкой перемалывал челюстями сухари «столовые», запивая их мертвой водой. От каждого такого глотка, однако, живых существ в его животе становилось больше, чем китайцев в Шанхае. Даже если неимоверными усилиями воли напарнику, бодрствуя, удавалось скрывать днем свои порывы, то ночью, засыпая, шила в заднице ему уже было не утаить. Расстроенный или пустой желудок может быть причиной неприятного запаха. Вот его кишечные соки опять начинают взбалтываться, переливаться и пузыриться, производя урчаще-рычащие звуки, заставляющие меня высунуть голову из этой норы.
