Скованный единорог на коврике покачал головой с печально-насмешливым взглядом и начал пытаться вытащить кляп передним копытом, даже не стараясь больше скрыть цепи. Трое угрожающих мне одарили его лишь случайным взглядом.

— Вот если бы она ещё и связала себя для нас... — хихикнул вооружённый пони. Затем он обратился ко мне:

— Надеюсь, ты не будешь против? — Компания громко заржала. — Отлично, ещё один единорог. За эту красотку можно взять неплохую выручку.

Выручку за что? И с чего? Я совсем растерялась.

Пони, держащий самодельное копьё во рту, пробормотал нечто совершенно неразборчивое. Затем, очевидно решив, что наличие пушки послужит достаточно убедительным аргументом, выплюнул своё оружие и повторил:

— Чё за хрен... Эй, посмотри на неё! Она чё, мылась?

До меня начало доходить, что эти пони были, по крайней мере, очень странными; от их отвратительного запаха я чуть не чихнула.

— Что происходит? — из всего хаоса чувств в моей голове замешательство уверенно держало первенство.

Пленённому единорогу наконец-то удалось вытащить грязную затычку изо рта:

— Тьфу. Это работорговцы, идиотка!

* * *

Монтерей Джек, бежевый единорог со строгим выражением лица и кьютимаркой, похожей на кусочек сыра, плёлся позади меня вместе с захватчиками по разбитой тропинке, некогда бывшей дорогой.

Цепи на ногах очень утруждали ходьбу, не говоря уже о беге. ПипБак поставил в тупик усилия работорговцев спутать мои копыта; в конечном счёте они были вынуждены связать меня выше колен. Если бы пони с лопатой не держал своё оружие угрожающе близко к моему горлу, двое других точно получили бы пару пинков по уязвимым местам за свои выходки. А так они смогли управиться со мной довольно быстро.

Мне не завязали рот, но Монтерей заранее предупредил, что лишняя болтовня будущего раба скорее всего приведёт к потере языка. В принципе, мне нечего было сказать этим скотам, кроме богатого репертуара сочных метафор. Я и не надеялась получить ответы на мои вопросы, даже если мой язык переживёт их; они довольно много трепались — мне же этого было достаточно.

— Фенафишу это, — проворчал земной пони-копьеносец.

— О’кей, если б ты только научился плавать, мы бы взяли тебя с нами, правда, ребята? — с деланной учтивостью предложил единорог. Казалось, сарказм в его голосе можно было черпать бочками.

— Фенафишу ефаное флавание! — Судя по его гораздо более сильному и резкому запаху, я предположила, что он ненавидел воду вообще.

— Так, народ, как насчёт того, чтоб дружно заткнуться и просто заняться делом? Может, тогда я позволю вам попробовать одного из рабов, прежде чем мы доберёмся до леса, — их главарь, Громила, земной пони с шипованными подковами и кьютимаркой, подозрительно похожей на кнут (или змею?), обернулся ко мне и Монтерею с грязной улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего. Я отвела взгляд; они засмеялись.

Сквозь их отвратительный разговор я смогла уловить странный шум впереди, похожий на журчание фонтана... нет, ближе к бульканью грязи. И что-то ещё... Отдалённый звук, становящийся всё ближе и ближе. Музыка? Действительно, музыка. Немного дребезжащая, но всё же... триумфальная? Королевская? Положа копыто на сердце, я бы назвала её причудливой и неуместной, но кто знает, какие вкусы у обитателей поверхности. Громила заметил моё выражение лица и не смог сдержать ухмылку.

— Что, не слышала прежде, а? Небось, всю жизнь прожила в Стойле? Хех, надо быть полной дурой, чтобы надеяться на спасителей. Это всего лишь спрайт-боты.

Музыка оборвалась резким, звенящим звуком.

Работорговец-единорог, Обрез, пробежал чуть вперёд, всматриваясь вдаль. Обернувшись к нам, он ухмыльнулся:

— Думаете, это радигатор его ухлопал?

Громила предположил, что он залетел в чью-то ловушку. Пони с копьём в зубах выдал кучу искалеченных древком неразборчивостей. Единорог опять повернулся вперёд, и свет его рога упал на машину — металлическую сферу размером с голову жеребёнка, беззвучно парящую на четырёх крыльях прямо перед его носом. Я уверенно могла сказать: это вовсе не какая-то чародейная наука, а обычная технология земных пони.

— БЛЯТЬ! — Обрез от неожиданности отпрыгнул назад, нервным движением выхватил дробовик и выстрелил в спрайт-бота. Звук, подобный падению металлической пластины с потолка, эхом отозвался в покрытых ночью холмах. Выстрел высек сноп искр из шарика; спрайт-бот издал электрический визг и исчез во тьме. Единорог чуть было не погнался за ним, но голос Громилы умерил его пыл:

— Хватит, Обрез, остынь. Лучше побереги патроны.

— Чёрт, ненавижу эту тихую поеботу. Это ж сраное летающее радио — оно не должно так подкрадываться.

Мои уши горели от такого потока грязных слов, но на услышанное мне сейчас было плевать. Мой мозг будоражило увиденное.

— Идиот, — едва слышно пробормотал Монтерей. — В Понивилле все тебя услышали...

В отличие от него, я была рада поддержать единорога, тратящего свои боеприпасы — теперь знала, как работает это оружие.

— ...Не, вы видали этого придурка? — ворчал себе под нос Джек. — Палить почём зря на рейдерской территории... Идиот, ну что с него возьмёшь...

* * *

Наш путь преградила река. Медленное скольжение волн подмывало берег, создавая полузастойные заводи. Вода набегала на опоры моста, издавая то самое журчание. За рекой виднелись развалины довоенного города.

На мосту громоздился лабиринт баррикад со сновавшими по нему тенями. Я поняла, как ошибалась, понадеявшись на спасение, когда мой взгляд упал на колья, обрамлявшие мост, и на две всё ещё гниющие головы пони, украшавшие их. Во рту загорчило — вид был ужасающим.

— Так, Шахтёр, останься здесь, — Громила наконец назвал имя владельца лопаты. — Обрез, идём, узнаем, сколько там платить в этот раз надо.

Монтерей Джек в отчаянии опустил голову и бросил злобный взгляд на мост. Подражая, я придвинулась поближе, усаживаясь так, чтобы Шахтёр не увидел слабый свет моего рога, когда я доставала заколку для волос и отвёртку из походного набора инструментов. Как и всё снаряжение работорговцев, кандалы не отличались особым качеством. Пока Громила и Обрез обсуждали что-то с пони на мосту, я сосредоточилась на первом замке. Мои усилия были вознаграждены мягким щелчком, передняя нога с ПипБаком освободилась. Кандалы с негромким лязгом упали на землю.

— Хмм?! — уши Шахтёра встали торчком, и теперь он стремительно шёл сюда. Я резко погасила магию, роняя отвёртку и заколку в грязь и надеясь, что в темноте работорговец не заметит лежавшую теперь на земле цепь.

— Ты фо фелаеф? — угрожающе прорычал работорговец. Противный острый край копья колебался в считанных сантиметрах от моих глаз.

БАБАХ!

Шахтёр резко обернулся; я не удержалась от испуганного вскрика — так близко к моему лицу просвистело смертельно острое лезвие лопаты. Стреляли со стороны моста. По звуку было ясно: это не дробовик Обреза, хотя мгновением позже прозвучал и он.