Сон узор сплетает свой
У меня над головой.
Вижу: в травах меж сетей
Заблудился муравей.
Грустен, робок, одинок,
Обхватил он стебелек.
И, тревожась и скорбя,
Говорил он про себя:
— Мураши мои одни.
Дома ждут меня они.
Поглядят во мрак ночной
И в слезах бегут домой!
Пожалел я бедняка.
Вдруг увидел светляка.
— Чей, — спросил он, — тяжкий стон
Нарушает летний сон?
Выслан я с огнем вперед.
Жук за мной летит в обход.
Следуй до дому за ним —
Будешь цел и невредим!
Днесь провижу я:
Сон стряхнет земля
(В глубине души
Эхо запиши),
Чтобы наконец
Найден был Творец
И в пустыне сад
После всех утрат.
В дальней той стране,
Где нет конца весне,
Девочка лежит
Лет семи на вид.
Лика долго шла.
Птицам нет числа.
Голоса в глуши
Дивно хороши.
«Слышу в тишине:
Плачут обо мне
И отец и мать.
Как мне задремать?
Наступила ночь.
В пустыне ваша дочь.
Разве можно спать,
Если плачет мать?
Лике не до сна,
Если мать грустна.
Если дремлет мать,
Можно мне поспать.
Сумрачная ночь!
Лике спать невмочь.
Глядя на луну,
Я глаза сомкну».
К ней приходит сон,
И со всех сторон
Собралось над ней
Множество зверей.
Старый пляшет лев,
Лику разглядев.
Лес ликует весь:
Место свято здесь.
И вокруг нее
Кроткое зверье,
Так что лев-старик
Перед ней поник.
Он лизал ее,
Он лобзал ее.
Алая слеза
Зверю жжет глаза.
В умиленье лев.
Девочку раздев,
Львица в темный грот
Спящую берет.
И отец и мать
Вышли дочь искать.
В долах ни души.
Рыдания в глуши.
Ищут наугад,
Плачут и кричат.
Семь печальных дней
Они в разлуке с ней.
Семь ночей подряд
Во тьме пустынной спят.
В тех местах глухих
Сон морочит их.
Будто слабый крик
В душу к ним проник.
Лика голодна,
Измучена, бледна.
Истомилась мать
И не в силах встать.
Муж помог жене
В безлюдной той стране.
Немощную нес,
Ослабев от слез,
Шел едва-едва.
Вдруг он видит льва.
Гривой лев трясет.
Слабых кто спасет?
Перед грозным львом
Падают ничком.
Зверь обнюхал их
И, вздохнув, притих.
Нет, не растерзал, —
Руки облизал.
Подняли глаза.
Минула гроза.
Дух глазам предстал,
Золотом блистал.
В золотой броне,
Словно весь в огне.
Волосы до плеч.
Царственная речь:
— Следуйте за мной
В мой чертог земной.
Лика ваша в нем
Спит глубоким сном.
В заповедный грот
Видение ведет.
Спать среди зверей
Девочке теплей.
Там живут они
До сих пор одни,
Не страшась волков
И свирепых львов.
Агнец[36], агнец белый!
Как ты, агнец, сделан?
Кто пастись тебя привел
В наш зеленый вешний дол,
Дал тебе волнистый пух,
Голосок, что нежит слух?
Кто он, агнец милый?
Кто он, агнец милый?
Слушай, агнец кроткий,
Мой рассказ короткий.
Был, как ты, он слаб и мал.
Он себя ягненком звал.
Ты — ягненок, я — дитя.
Он такой, как ты и я.
Агнец, агнец милый,
Бог тебя помилуй!
Стриж! Цветы прозрели.
Видит нас цветок.
Так лети же
Ты, стрела без цели,
К тесной колыбели,
К сердцу ближе.
Милая касатка!
Слышит нас цветок.
Так лети же
Плакать сладко-сладко,
Милая касатка,
К сердцу ближе.
Солнце взошло,
И в мире светло.
Чист небосвод.
Звон с вышины
Славит приход
Новой весны.
В чаще лесной
Радостный гам
Вторит весной
Колоколам.
А мы, детвора,
Чуть свет на ногах.
Играем с утра
На вешних лугах,
И вторит нам эхо
Раскатами смеха.
Вот дедушка Джон.
Смеется и он.
Сидит он под дубом
Со старым народом,
Таким же беззубым
И седобородым.
Натешившись нашей
Веселой игрой,
Седые папаши
Бормочут порой:
— Кажись, не вчера ли
На этом лугу
Мы тоже играли,
Смеясь на бегу,
И взрывами смеха
Нам вторило эхо!
А после заката
Пора по домам.
Теснятся ребята
Вокруг своих мам.
Так в сумерках вешних
Скворчата в скворечнях,
Готовясь ко сну,
Хранят тишину.
Ни крика, ни смеха
Впотьмах на лугу.
Устало и эхо.
Молчит, ни гугу.
Добро, Смиренье, Мир, Любовь —
Вот перечень щедрот,
Которых каждый человек,
Моля и плача, ждет.
Добро, Смиренье, Мир, Любовь
Познал в себе Творец,
Добро, Смиренье, Мир, Любовь
Вложил в детей Отец.
Ведь сердце бьется у Добра,
И чист Смиренья взгляд,
Как богочеловек — Любовь,
И Мир — ее наряд.
Любой из нас, в любой стране,
Зовет, явясь на свет,
Добро, Смиренье, Мир, Любовь —
Иной молитвы нет.
И нехристь требует любви —
Язычник, Мавр или Еврей.—
Где — Мир, Смиренье и Любовь,
Там и Господь — добрей.
Был я крошкой, когда умерла моя мать.
И отец меня продал, едва лепетать
Стал мой детский язык. Я невзгоды терплю,
Ваши трубы я чищу, и в саже я сплю.
Стригли давеча кудри у нас новичку,
Белокурую живо обстригли башку.
Я сказал ему: — Полно! Не трать своих слез.
Сажа, братец, не любит курчавых волос!
Том забылся, утих и, уйдя на покой,
В ту же самую ночь сон увидел такой:
Будто мы, трубочисты — Дик, Чарли и Джим, —
В черных гробиках тесных, свернувшись, лежим.
Но явился к нам ангел, — рассказывал Том, —
Наши гробики отпер блестящим ключом,
И стремглав по лугам мы помчались к реке,
Смыли сажу и грелись в горячем песке.
Нагишом, налегке, без тяжелых мешков,
Мы взобрались, смеясь, на гряду облаков.
И смеющийся ангел сказал ему: «Том,
Будь хорошим — и бог тебе будет отцом!»
В это утро мы шли на работу впотьмах,
Каждый с черным мешком и метлою в руках.
Утро было холодным, но Том не продрог.
Тот, кто честен и прям, не боится тревог.
— Мне только два дня.
Нет у меня
Пока еще имени.
— Как же тебя назову?
— Радуюсь я, что живу.
Радостью — так и зови меня!
Радость моя —
Двух только дней, —
Радость дана мне судьбою.
Глядя на радость мою,
Я пою:
Радость да будет с тобою!
