Он даже не моргнул.
Надежды рухнули, и девушка отлетела прочь, будто он её оттолкнул.
«Он не может меня видеть», — разочарование тяжким грузом легло на сердце Наоми. — «Красивая женщина? Пустая болтовня сумасшедшего».
Наоми ухватилась за эти слова, потому что была в отчаянии, хотя с самого начала это звучало неправдоподобно.
Воодушевление, захватившее девушку прошлой ночью, сменилось самым горьким разочарованием. Она в последний раз взмахнула рукой перед его глазами…
И он бросился на её руку, клацнув зубами со звуком захлопнувшегося капкана на медведей. Девушка испуганно вскрикнула, взметнула руки и оттолкнула его с такой силой, что он отлетел в бержер, словно пушечный заряд. Ударившись о противоположную стену, кресло с треском сломалось, превратившись в груду щепок, изодранной обивки и отделки.
Пытаясь выбраться из обломков, он орал что-то на неизвестном Наоми иностранном языке. Вероятно, сыпал проклятьями. Тем не менее, казалось, что насилие его не удивило или, по крайней мере, он к нему привык.
— Конрад… постой! — воскликнула Наоми.
«Ну, где же твои братья? Со своими шприцами?»
Конечно, эти мужчины то появлялись, то исчезали, но подолгу они никогда не отсутствовали.
Поднявшись, наконец, на ноги, Конрад в неистовстве принялся метаться по комнате, колотить закованными в цепи руками по стенам, пробивая дыры в хрупкой штукатурке.
— Прекрати… крушить мой дом! — закричала Наоми.
Однако он не успокоился. Вместо этого, выхватив кочергу из каминного набора, размахнулся и швырнул её с такой силой, что она глубоко вонзилась в кирпичи камина и так и осталась там. Затем он развернулся и его бешеный взгляд остановился на прикроватной тумбочке.
— Даже не думай! — предупредила девушка.
Конрад бросился к ни в чём не повинному предмету мебели, и Наоми, не раздумывая, подбросила вампира к потолку. Он крепко зажмурился, и когда снова открыл глаза, казалось, был поражен, что по-прежнему смотрит на пол.
Придя в себя, Конрад принялся вырываться из её хватки и сопротивлялся изо всех сил. Он был силён, поэтому довольно скоро, намного раньше, чем ей этого хотелось, Наоми пришлось отпустить своего пленника — и он плашмя свалился на пол. Когда Конрад поднялся, у него оказался рассечен лоб, и кровь, заливая глаза, стекала по лицу мужчины вдоль носа.
Наоми охнула, она не хотела причинить ему вред!
— Dieu, je regrette![14]
— Конрад! — донёсся снизу крик Николая.
Спустя мгновенье брат появился на пороге комнаты и окинул озадаченным взглядом картину разрушения, представившуюся его взору.
— Какого чёрта ты?..
Конрад не дал Николаю закончить вопрос. Он замахнулся и обрушился на брата с такой силой, что тот, словно от удара тараном, вылетел на лестничную площадку и, перелетев через перила, упал на первый этаж.
Конрад бросился вон из комнаты, а Наоми, с широко распахнутыми от изумления глазами, полетела вслед за ним. И, несмотря на то, что скорость вампира была нечеловеческой, он двигался медленнее, чем прошлой ночью, хотя на этот раз его ноги не были скованы. Снадобье, введённое ему братьями, видимо, существенно ослабило его.
Пока Николай с трудом поднимался, Себастьян встал на лестнице, широко раскинув руки и не давая Конраду пройти. И всё же Конрад увернулся и, схватившись скованными руками за перила, одним движением спрыгнул вниз. Обернувшись к главному входу, он обнаружил Мёрдока, преградившего ему путь.
— Ты не можешь уйти, Конрад. Проклятье, там солнце! — закричал Николай.
«Что будет с ним, если он выйдет под прямые лучи дневного света?»
Наоми затаила дыхание, когда Конрад набросился на Мёрдока и впечатал брата в двустворчатые двери красного дерева. Одна из створок сорвалась с петель и с грохотом упала на веранду.
За мгновенье до того, как они вылетели под лучи утреннего солнца, Мёрдок переместился под укрытие навеса над верандой, однако Конрад двинулся дальше. Наоми растерянно обдумывала, стоит ли ей попытаться его остановить?
Николай бросился, было, за ним, но Себастьян схватил его за рубашку и втащил в тень. — Он далеко не уйдёт, Николай.
Наоми стояла рядом с братьями и, по привычке приложив руку козырьком к глазам, вместе с ними провожала взглядом Конрада, бежавшего по подъездной аллее.
«Я не собиралась его так ронять», — думала девушка. — «Он, должно быть, в невероятном смятении».
— Он сгорит, — сказал Николай с неприкрытой болью в голосе.
Мёрдок вслед за Наоми прикрыл глаза рукой.
— Это будет ему наукой.
Солнце жгло ему глаза, словно в них плеснули кислотой.
«Продолжай бороться».
Дельта реки была в конце подъездной аллеи, прямо через дорогу от въезда. Конрад чуял запах её тёмных вод.
Кожа начала гореть, и он стиснул зубы от боли.
«Дельта реки прямо за дорогой. Я смогу добраться, смогу выжить там в тени», — подбадривал себя Конрад, всё сильнее занимаясь огнем.
Он уже приближался к границе владений, удаляясь всё дальше от того существа, задумавшего его изводить… чем бы оно ни было. Конрад не мог его видеть, у него не было глотки, которую вампир мог бы разорвать. Конрад лишь слышал бестелесный голос, эхом раздававшийся со всех сторон.
«Почти добрался… Я горю… горю…»
Неожиданно у Конрада потемнело в глазах, и какая-то сила сбила его с ног и отбросила назад. Когда его зрение прояснилось, Конрад не поверил тому, что увидел. Его окружали голубые стены с осыпающейся штукатуркой. От отчаянья и потрясения он заревел.
Это была та же спальня! Он был… всё в той же богом проклятой комнате.
Скорчившись на полу, Конрад стал биться головой о стену, пока не почувствовал, как в его руку вонзилась игла.
«С пациентом явно что-то происходит», — думала Наоми, зависнув в воздухе у изножья кровати и наблюдая за спящим Конрадом.
В течение последней недели Наоми начала замечать, как пустота в красных глазах вампира постепенно сменялась осознанным взглядом, от которого, однако, кровь стыла в жилах.
С ним действительно что-то происходило, и девушка, во что бы то ни стало, хотела выяснить, что именно. С момента его странного возвращения Наоми только и занималась тем, что изучала этого мужчину, лишь изредка возвращаясь в свои покои — потайную студию, расположенную на нижнем этаже. Вот и сейчас она несла добровольное дежурство подле уснувшего в очередной раз Конрада.
Вернувшись в то первое утро, он буйствовал и бился головой о стену, словно хотел заглушить, выбить из неё что-то, терзавшее его разум. Штукатурка сыпалась со стен, словно снежные хлопья, и налипала на его окровавленные скулы. Когда братья вновь заковали его — на этот раз ещё и привязав для верности к кровати — Конрад под воздействием введённого снадобья уже потерял связь с реальностью и лишь тихо, несвязно бормотал что-то на иностранном языке своим сорванным голосом.
