И каждый раз, когда она навещала его, сознание вампира прояснялось. Конрад не понимал, как это было с ней взаимосвязано, но эта призрачная женщина завладела всеми его помыслами, и он понял, что просто нуждается в ней.
Это было непостижимо. Как могло порождение его разума прояснять его же собственный рассудок? Обдумывая все за и против существования этой женщины, Конрад вдруг осознал, что что-то действительно заставляет проясняться его мысли, раз уж ему вообще достало этого самого долбанного рассудка, чтобы усомниться всё-таки в её реальности.
Может быть, уколы, которые братья продолжали ему делать, помогали?
Конрад мало что помнил из того, что произошло в то утро, когда он пытался сбежать. Однако ему казалось, что в тот день она пыталась раздеть его и, возможно, поцеловать — перед тем, как принялась швырять его об стены.
Впрочем, с тех пор это существо ни разу на него не нападало. Обычно она стояла у окна с низким подоконником, обустроенным как кушетка в проеме окна. Довольно часто вампир ощущал, как она приближалась к изножью кровати, что более чем нервировало его.
Годами напролёт Конрад чувствовал себя так, словно нечто незримое за ним наблюдало, сейчас же, вполне возможно, так действительно и было.
Нет. Он видел призрачные тени каждый день. Почему он должен был думать, что она отличалась от них? Потому что от неё исходил аромат? Потому что впервые ему хотелось, чтобы галлюцинация оказалась реальной?
Конрад знал, что видеть галлюцинации и общаться с ними — это совсем не одно и то же. Если с первым ещё можно жить, то стоило перейти эту грань и начать общаться с выдуманными существами, и тогда назад пути не было.
Всё последнее столетие он из последних сил хватался за остатки своего разума. Если он признает, что эта женщина существует на самом деле, это может стать последней каплей, тем самым камнем, который утянет его на дно.
И всё же, несмотря на то, что он это понимал, Конрад продолжал о ней думать. Если она действительно существовала, тогда она была призраком. Насколько он знал, призраки появлялись в результате насильственной смерти или убийства. Как в таком случае умерла эта женщина? И когда? Да и вообще, разумное ли она существо? Конрад видел её глаза и длинные волосы, и ему было интересно, как выглядело всё остальное?
«Почему мои проклятые мысли становятся такими связными, когда крутятся вокруг неё?»
Голоса его братьев раздались совсем близко, словно они вот-вот должны были войти в комнату. Конрад этого не хотел. С каждым днём, когда садилось солнце, и комната погружалась в полумрак, он видел это существо всё более отчётливо. Когда же являлись его братья, она становилась невидимой. Конрад понял, что новая лампочка над его головой была слишком яркой, и в искусственном свете призрачная женщина исчезала. Во тьме же становилась видна.
В ту первую ночь Конрад увидел её не в свете молний. Он увидел её в промежутках кромешной тьмы между их вспышками.
Сумерки сгущались. И это значило, что он с каждой минутой приближался к тому, чтобы узнать, как она выглядит. Только бы его браться задержались ещё немного. Он жаждал увидеть её, наконец. Руки сами собой сжимались в кулаки и разжимались у него за его спиной от нетерпения.
— Я тороплю события, или он всё же выглядит намного лучше? — спросил Николай, материализовавшись в комнате Конрада вместе с остальными братьями.
— Он уже не кажется… настолько невменяемым, — отозвался Себастьян.
Как будто желая убедить их в обратном, Конрад принялся что-то неразборчиво бормотать на языке, который Наоми раньше не слышала, и бросать странные взгляды в сторону окна.
— Почему бы тебе не попытаться поговорить с ним наедине? — предложил Мёрдок.
Старший брат согласно кивнул, и Мёрдок с Себастьяном покинули комнату.
Николай поставил термос на прикроватную тумбочку и, притянув к себе раскладной стул, развернул его и сел лицом к спинке. Наоми очень нравилось, когда мужчины так садились.
— Где ты был всё это время, брат? — спросил Николай негромко.
Брат. Наоми до сих пор поражалась, что Конрад был частью их семьи. Себастьян казался таким решительным и серьёзным, Мёрдок сдержанным и загадочным, а Николай властным, как и полагается генералу, коим он являлся. Этот же сумасшедший вампир в отличие от своих братьев был агрессивным и производил впечатление бесчестного человека, способного, к примеру, на дуэли швырнуть противнику песком в глаза.
— Что тебе нужно от меня? — рявкнул Конрад. — Почему вы меня не убили?
— Это не то, чего мы добиваемся, — ответил Николай, казалось, удивлённый тем, что Конрад всё-таки пошёл на контакт.
— И чего же вы добиваетесь? Посадить меня на наркотики и уморить голодом?
Николай рывком потянулся за термосом.
— Я принёс тебе крови. Ты будешь пить? — спросил он, проворно отвинтив крышку-чашку и налив её доверху.
Наоми увидела тёмную тягучую жидкость. До неё донёсся вязкий, булькающий звук, и девушка невольно подумала, могло ли стошнить привидение.
— Снова будешь вливать в меня кровь, — едко отозвался Конрад. — Что ж, тебе не впервой.
Николай едва не отшатнулся этих слов брата, однако, подавив свой невольный порыв, всё же поднёс чашку к губам Конрада.
«Он пьёт. Кровь», — задохнулась Наоми, увидев, как Конрад покорно сделал большой глоток. — «Меня тошнит…»
Однако Конрад, набрав полный рот крови, вдруг выплюнул её прямо Николаю в лицо и резко, зловеще расхохотался. Его красные глаза пылали такой жгучей ненавистью, какой Наоми никогда не доводилось видеть. Девушка подумала, что от подобной ненависти лишь смерть могла бы излечить.
Николай невозмутимо утёрся низом рубашки. Казалось, его неземному терпению не было предела. И это невольно пробудило у Наоми симпатию к нему. Как же сильно он должен был любить своего брата, чтобы сносить всё это, ведь Николай не производил впечатление миролюбивого мужчины.
Тем не менее, Наоми, конечно же, даже не пыталась скрыть своё отвращение к увиденному. Удивительно, но она могла бы поклясться, что после того, как взгляд Конрада метнулся в её сторону, беспокойство вампира возросло. Однако он довольно быстро перевёл взгляд обратно в сторону окна.
