— А брат тут же живет?

— Нееет. Уехал, как только Юля померла. Схоронили ее, он быстро квартиру продал и все, больше его не видали. А ты чего это спрашиваешь? Родня какая?

— А почему вы говорите «была»? Что с ней случилось?

— Ой, доченька, никто не знает. Ходили тут разные слухи. Но то слухи.

— А какие слухи?

— Да… Лучше тебе не знать. Говорили, что ее в рабство продали, — она внимательно посмотрела мне в глаза — я не отвел взгляд.

Мы сидели на лавочке спиной к машине. И не видели, что там происходит.

— А скажите, вы знаете где похоронены родители… Ники?

— Ну, а как же, каждый год прибираю могилку. Сыну оно не надо… — она назвала кладбище и номер участка.

Рядом со мной кто-то сел. Я повернул голову и увидел заплаканное лицо Веры.

— Здравствуйте, теть Лена, — поздоровалась она. — Как ваша нога, не болит?

Я сидел и переводил взгляд с одной на другую. У тети Лены чуть инфаркт не случился.

— Ника, Вероника… Неужто ты? Девочка моя, неужто бог услышал мои молитвы? — начала причитать она. — Это и правда ты! Господи, спасибо тебе! — у неё потекли слезы.

Я встал и отошел в сторонку. Она пододвинулась к Вере и начала рассматривать ее. Потом обнялись, и обе заревели в один голос. Я впервые видел Веру в таком состоянии. Вообще впервые видел, что она умеет так плакать. Я думал, она забыла, как это делается. Глядя на них, я сам заплакал и, развернувшись, пошел к машине. Взяв сигареты, закурил.

— Тетя Алина, а он меня больше не трогает и не выгоняет, — ко мне подбежала девочка. — А ты почему плачешь? Тебя кто-то обидел?

— Нет, Алиночка, просто дым попал в глаз, — я выбросил и затоптал сигарету.

— Ух, этот дым! — произнесла она и побежала обратно.

Я откинулся в кресле и закрыл глаза. Я был рад за Веру, что она нашла в себе силы выйти и подойти к соседке. А то, что сказала соседка про Веру, только укрепило мое мнение о Вере: она действительно добрая и отзывчивая. Конечно, жизнь ее помотала, но как бы там не было, в ней никуда не делась ее природная доброта.

Не спав всю ночь, сейчас я просто вырубался. И естественно, не заметил, как уснул, сидя в водительском кресле. Мне снился какой-то очень уж странный сон. Я видел Веру, какого-то парня, они идут, о чем-то говорят. Потом он берет ее за руку и куда-то тащит…

И я просыпаюсь от легкого прикосновения. Открываю глаза — рядом стоит Вера. Глаза заплаканные, но она слабо улыбается.

— Алин, пойдем к тёте Лене, она нас в гости зовет. Поспим у нее.

— Ну, пойдем, — я вылез и, закрыв машину, пошел за Верой.

На втором этаже она подошла к двери, обитой черным дерматином. Постояв немного, погладила ее рукой. И медленно подошла к соседней двери, шмыгнула носом и постучала.

— Ника, открыто, заходите… — услышали мы голос. Т. Лена суетилась, накрывая на стол.

— Верка, где туалет? — спросил я.

— Тут, — она открыла мне дверь маленькой комнатушки.

Сели за стол, и т. Лена налила нам чай, от более плотного мы отказались. Она подперла голову ладонями и, улыбаясь, смотрела то на меня, то на Веру.

— Ой, доченька, а не стыдно тебе бабку обманывать? Почему сразу не сказала, что Ника с тобой? А я-то, дура старая, и поверила.

— Т. Лена, а я вас не обманула, Ника действительно моя подруга… — с улыбкой сказал я.

— Как подруга? — уставилась на меня Вера.

— Ну как? Это мы с Верой сестры, а с Никой — подруги.

— Я что-то вас не понимаю, — удивилась бабушка.

— Ника вам все объяснит… Правда, Верочка?

— Т. Лен, а покажите, где Алина может поспать, а то она всю ночь от Москвы ехала.

Это была однокомнатная квартира хрущевских времен. В народе — просто хрущевка. Мы раздвинули одно из кресел, я разделся до белья и лег… Я еще какое-то время слышал их разговор, но вскоре все голоса превратились в сплошной гул, а потом вовсе исчезли.

* * *

Проснулся я только утром следующего дня. Проспал почти сутки. Вера и т. Лена так же сидели в кухне и разговаривали. Я сначала и не сообразил, что уже новый день. И увидев время на электронных часах, несколько минут пытался понять, почему часы идут в обратную сторону, пока не увидел разложенное второе кресло. Но думать было уже некогда: я побежал в туалет. Увидев тут же уже Верину косметичку и наше полотенце, я снял лифчик и, не жалея мыла и воды, умылся и ополоснулся по пояс. Подумав, снял трусики и залез в ванну, просто подмылся. А потом начал по новой рисовать себе лицо.

Признаться, у меня эта процедура уже не вызывала раздражения как раньше. Сейчас я ее воспринимал как почистить, нет, скорее, как побриться: желательно, но не обязательно. Я, смотря в зеркало, провел себя по щекам и подбородку. Ну хоть теперь бриться не надо. Как я не любил эту процедуру! Даже однажды, сравнивая бритье и макияж, я заметил, что макияж я лучше воспринимаю. Он не вызывает у меня такой лени и апатии. Я даже как-то порадовался, что теперь мне вообще станок больше не нужен.

Днем мы съездили на кладбище, купили цветы. Постояв немного, мы с т. Леной отошли к машине, а Вера осталась. Ее не было очень долго. Но торопить ее никто не собирался. Пока т. Лена куда-то отходила, ко мне пытались клеиться. Но обломав их, я еще посидел и пошел вдоль рядов торговцев.

Вера вернулась опять заплаканная. Вот теперь я видел, что ей намного легче. Она выплеснула свой груз, который давил ее много лет. Она смогла заплакать. Она никогда не показывала вида, что ей тяжело на душе, но я видел это, чувствовал. Я догадывался в чем причина. И вот я угадал, привезя ее в родной город.

Мы вернулись к их дому. Вера еще сходила в школу, потом походили по соседним дворам. Я не торопил ее.

Я не знаю, что Вера рассказала т. Лене. Но когда мы уже садились в машину, она взяла меня за руку и, посмотрев в глаза, сказала:

— Спасибо тебе, доченька! Спасибо, Алина, за нашу Нику, за то, что не бросила ее. Даже не смотря на то, что она тебе причинила боль, она не со зла. Не повезло ей с братом, но зато бог вознаградил ее, дав ей такую сестру как ты. Спасибо тебе, да хранит тебя бог, — она перекрестила меня и поцеловала в лоб.