— Ты похожа на мешок, — бросила Галисия.
— Тем интереснее, что под мешком.
— Кому?
— Мужчинам.
Галисия фыркнула и отвернулась.
Вскоре Кенеш принесла большое серебряное блюдо, накрытое белоснежной салфеткой. Установила его на плоскую подушку:
— Шабира, пора обедать. — И привычно расположилась возле двери.
— Галисия, обед, — в свою очередь произнесла Малика.
Галисия уселась перед блюдом, убрала салфетку:
— Что это? — Брезгливо ткнула пальцем в небольшой сморщенный шарик тёмно-коричневого цвета. — Похоже на фрукты.
— Еду можно брать только правой рукой, — предупредила Малика.
— Кто придумал такие бестолковые правила?
— Неважно. Если не хотите, чтобы Кенеш выволокла вас за волосы в коридор, а ракшады сломали вам пальцы, всё, что вы отправляете в рот — будь то конфета, хлеб или мясо, — берите правой рукой.
Галисия взяла плод, показала старухе:
— Как это называется?
— Шудах, — ответила Кенеш.
— Шудах, — повторила Галисия и взяла нечто, похожее на огурец. — А этот?
— Шудах.
— Тоже шудах? — Галисия повертела плод в руке, положила на блюдо. — Ладно. — Взяла следующий плод, покрытый бархатистой розовой шкуркой. — А этот?
— Шудах.
Галисия перебирала один плод за другим, а Кенеш произносила одно и то же слово. Наблюдая за ними, Малика крутила пуговицу на лифе платья.
— У них такой маленький словарный запас? — промолвила Галисия и надкусила сморщенный шарик. — Вкусно. Не знаю, с чем сравнить, но вкусно. — Посмотрела на Малику с подозрением. — Это не едят?
Малика опустила голову:
— Едят.
Галисия нахмурилась:
— Как переводится «шудах»?
— Вам не понравится перевод.
— Говори!
Бросив взгляд на старуху, Малика прокашлялась:
— Ешь молча.
Галисия вспыхнула:
— Что ты сказала?
— У них каждое слово обозначает два наших слова. Шудах — ешь молча, шудиль — ешь быстро, шуром — ешь аккуратно, или по-нашему — не чавкай.
Галисия швырнула плод на блюдо:
— Она издевается надо мной. Они все издеваются, и ты туда же.
— Галисия…
— Я всё расскажу Иштару. Они поплатятся за дерзость.
— Маркиза! — крикнула Малика.
Галисия вскочила, затопала ногами как капризный, избалованный ребёнок:
— Не смей на меня орать! Никогда! Ты слышишь?
— Довольно! Вместо того чтобы читать письма Иштара, лучше бы прочли хоть что-нибудь о его стране! Куда вы едете? Вы знаете, что вас ожидает?
— Знаю. В отличие от тебя.
— У брата Иштара был самый большой за всю историю Ракшады кубарат.
— Это что?
— Гарем.
— Я читала о гаремах. В одном любовном романе. — Галисия потерла лоб. — Разве их не отменили?
— Отменили в Краеугольных Землях. Точнее, запретили ракшадам привозить кубарат с собой.
— И сколько у него было наложниц?
— Кубар. Почти семь тысяч.
— Семь тысяч, — эхом повторила Галисия.
— Из них только троих он звал к себе дважды. Остальные ходили к нему всего один раз.
— Семь тысяч… — вновь прошептала Галисия. — Сколько у хазира жён?
— Одна. Притом не обязательно знатного рода. Некоторые хазиры выбирали жену из кубар. Поэтому, когда в семье рождается девочка, бедняки закатывают настоящий пир. Через тринадцать лет они смогут продать её и, если повезёт, разбогатеть.
— Я читала… в романе… — Галисия без сил опустилась на подушку. — В гареме их учат премудростям обольщения.
— Таких тонкостей я не знаю.
Галисия уронила руки на колени:
— У Иштара есть гарем?
— У каждого мужчины есть кубарат. И называйте правильно. Ку-ба-рат. Запомнили?
— Семь тысяч… — задумчиво повторила Галисия.
— Жизнь не предупреждает нас, что завтра или послезавтра наступит тяжёлый день, — промолвила Малика, глядя на поникшую девушку. — Нам предстоит пережить много тяжёлых дней, Галисия. Надо подготовиться к ним и встретить их с достоинством.
День проходил за днём. Галисия сменила яркий наряд на тёмно-синее платье из грубой ткани, сама готовила себе ванну, быстро ела и перебиралась на ложе из подушек. Она не произносила ни слова, а Малика не знала, как завести с ней разговор. Любое неосторожное слово могло сломить девушку окончательно.
— Кенеш, расскажи о шабирах, — попросила Малика, надеясь отвлечься от горестных мыслей. — Какие они были? Молодые, старые. Красивые или обычные. Как одевались.
— Я покажу, — отозвалась старуха. Порывшись в сундуке, вытащила книгу и принялась перелистывать страницы. — Ракшада стала шабирой пять тысяч лет назад. Джурия — три тысячи лет назад. Ракшаду мало рисовали. В те времена было не до рисунков. А вот портретов Джурии много. Все картины хранятся на Острове Шабир. Ты обязательно там побываешь. Вместе с хазиром. — Кенеш положила раскрытую книгу Малике на колени. — Читать по-нашему умеешь?
— Нет, — призналась Малика и посмотрела на рисунок.
Темнокожий мужчина с татуировками на висках держал за руку женщину в чёрном платье. На её голове в лучах солнца сверкал обруч, словно сотканный из паутины. Каштановые волосы обрамляли смуглое лицо. Нижнюю половину лица закрывала чёрная ткань, и на Малику смотрели карие миндалевидные глаза.
Осанка, взгляд, постановка головы мужчины были наполнены чувством собственного превосходства. А его прикосновение к ладони женщины было таким трогательно нежным и трепетным. Художник виртуозно передал чувственность сцены — в тёплых красках неба, в полупрозрачных тонах крыльев бабочек, кружащих вокруг величественной пары. От бескрайней бледно-жёлтой пустыни и одинокого дерева с крохотными листьями веяло едва ощутимым томлением природы.
— Это Ракшада, — вымолвила Кенеш с придыханием.
— Её лицо закрыто наполовину, — сказала Малика.
— Тогда не было чаруш. Ракшада закрывала лицо, когда с пустынь дул ветер. А так ходила, как я сейчас хожу, хотя была молодой и красивой. Молодые все красивые. Чаруш стали носить при Джурие. Джурия — непревзойдённая красавица. Но её лицо ты увидишь только на Острове Шабир. Переверни страницу.
По морю в свете огромной луны плыла лодка. В ней сидели двое: он и она. Женщина в чёрном платье и чёрной чаруш указывала на звёздное небо. А мужчина смотрел на спутницу и улыбался. На голове женщины блестел такой же обруч, как на Ракшаде. Ещё один обруч сверкал на шее.
— Это Джурия, — промолвила Кенеш.
— Я должна буду ходить в чёрном? — спросила Малика, содрогнувшись.
— Нет. Чёрное носят жёны хазиров.
— Что у неё на шее?
— Зажим. Он не позволяет ветру поднимать чаруш. Песок в глаза не задувает, и пыль в рот не попадает, — ответила Кенеш и вернулась на свое место возле двери.
— Может, они умеют любить? — произнесла Малика на слоте. — Галисия, не хотите посмотреть? Тут нарисованы жёны хазиров.
Галисия долго разглядывала картинки. Наконец спросила:
— Я буду ходить в такой же тряпке?
Малика тяжело вздохнула:
— Думаю, да. И я тоже.
— И меня никто не увидит?
— Только Иштар… если захочет.
— Я тут подумала… — Галисия подняла голову, и у Малики перехватило дыхание от небесной глубины её глаз. — Ведь с Адэром мне тоже было нелегко.
— Галисия, может, не надо…
— Нет, нет! — Она сжала Малике руку. — Я хотела сказать, что я привыкла быть у него не единственной. Мужчины рождены предавать.
— А женщины?
— В этом мире от женщин требуют многого, а мужчины поступают, как им угодно, и за это их никто не осуждает. Иштар не виноват, что мир сделал его таким. Я привыкну к его изменам. Это не так сложно. Просто рядом с любимым надо забывать обо всех. Есть он и только он, а всё остальное преходяще.