Я не очень искушен в сельской жизни, я только живу в деревне, но где-то в памяти промелькнуло, что в этом есть что-то необычное. Коровы, что-либо жующие, — вполне обычное зрелище, но лежащие и крепко спящие — нет. Но в то время я только смутно почувствовал, что в этом есть что-то неправдоподобное, но не более.
Мы перелезли через изгородь на поле со спящими коровами и двинулись через него. Слева нас окликнули. Я оглянулся и увидел вдалеке фигуру в хаки. Человек кричал что-то невразумительное, но то, как он махал при этом своей палочкой, ясно давало нам понять, что надо вернуться. Я остановился.
— О Ричард, пойдем. До него далеко, — сказала Джанет и побежала вперед.
Я все еще колебался, глядя на человека, который махал теперь палочкой с еще большей энергией и кричал что-то громкое, но все же непонятное. Я решил последовать за Джанет. Она была уже ярдах в двадцати от меня, когда я двинулся с места, но вдруг она зашаталась, рухнула на землю без звука и замерла. Я остолбенел. Все это случилось непроизвольно. Если бы она вывихнула ногу или просто споткнулась, я бросился бы к ней. Но это было так неожиданно, с таким неуловимым оттенком законченности происшедшего, что я на мгновение подумал, что ее застрелили.
Но остановился я лишь на мгновение, затем рванулся вперед, краем глаза заметив, что человек слева все еще кричит и машет руками. Но меня он теперь уже не заботил. Я поспешил к Джанет, но до нее не дошел: отключился так быстро, что даже не увидел, как падаю на землю.
Как я уже сказал, 26 сентября в Мидвиче все было вполне спокойно. Я занимался этим делом вплотную и могу сказать вам, кто и где находился в этот вечер и что делал.
Несколько молодых людей уехали в Трейн в кино. В большинстве те же, кто ездил туда и в прошлый понедельник.
Мисс Огл вязала на почте у коммутатора, находя, как обычно, что чужая телефонная беседа куда интереснее, чем телеграф.
Мистер Таппер (он был садовником, пока не выиграл что-то баснословное на футбольном тотализаторе) находился в плохом настроении из-за своего опять сломавшегося цветного телевизора и ругался так, что его жена не выдержала и ушла спать. Все еще горел свет в одной-двух новых лабораториях, переведенных на Ферму, но в этом не было ничего неожиданного: исследователи частенько засиживались за своими загадочными опытами до поздней ночи.
Но хотя все и было, как обычно, для кого-то ведь и самый заурядный день может значить очень много. Например, для меня это был день рождения, поэтому наш коттедж стоял темный и закрытый. В поместье Киль в этот день мисс Ферелин Зеллаби заявила мистеру Хьюгу (в то время лейтенанту), что пора бы сделать ей предложение и было бы неплохо сообщить об этом отцу. Алан после некоторых колебаний разрешил препроводить себя в кабинет Гордона Зеллаби, чтобы ознакомить его с ситуацией.
Он нашел хозяина поместья удобно расположившимся в большом кресле. Его белая седая голова была элегантно склонена вправо так, что казалось, он спал под прекрасную музыку, наполнявшую комнату. Не говоря ни слова и не открывая глаз, он указал на легкое кресло по его правую руку и приложил палец к губам, прося тишины.
Алан прошел на цыпочках к указанному креслу и сел. Затем последовала пауза, в течение которой он забыл все фразы, вертевшиеся у него на языке, и следующие десять минут занимался изучением комнаты. Одна стена от пола до потолка была заставлена книгами, оставалось свободное место только для двери, через которую Алан вошел. Еще больше книг помещалось в низких шкафах. Они стояли по всей комнате, обрамляя окна, проигрыватель, и камин, в котором горел приятный, но не такой уж нужный огонь. Один из шкафов был отведен под труды самого Зеллаби в разных изданиях и на разных языках, а наверху было еще место для новых книг.
Над этим шкафом висел портрет молодого красивого человека, в котором все еще, после прошедших сорока лет, можно было узнать Гордона Зеллаби. Несколько портретов других выдающихся деятелей висело в разных концах комнаты. Над камином место было занято более личными фотографиями. Вместе с портретом отца, матери, брата и двух сестер Гордона Зеллаби висели фотографии Ферелин и ее матери (миссис Зеллаби). Портрет Анжелы, второй жены Гордона Зеллаби, стоял в центре стола, за которым были написаны его работы.
