— Полный вперед, boys![12] — опомнился первым Ярда и ни с того ни с сего хлопнул по спине Гонзика, выбив столб пыли из его помятого пиджачка. — Надеюсь, старый шакал, ты опять нацепишь свои ржавые кольты, на случай встречи с полицией.
— Я бы с таким койотом, конечно, поговорил бы свинцовым языком, — усмехнулся Гонзик и подхватил под мышку потертый, истасканный портфель.
Небрежной походкой, не спеша двинулись они вверх по широкой лестнице на второй этаж. Ярда и Гонзик с видом людей, умудренных житейским опытом, приобретенным в тюрьме, опустились в мягкие кожаные кресла, стоявшие в белом коридоре. Из какой-то канцелярии сюда долетали звуки джаза, порой заглушаемые стрекотней пишущей машинки. Вацлав тоже удобно уселся и с облегчением вытянул ноги.
— Слава богу, — сказал он, — самое худшее мы уже пережили. Теперь все будет несравненно проще.
Наконец дверь напротив распахнулась. Показалась гладко выбритая физиономия с квадратным подбородком и сломанным носом боксера. Непропорционально маленькая голова сидела как будто бы прямо на широких плечах. Руки были глубоко засунуты в карманы. На минуту спортсмен перестал жевать своими челюстями.
— Здорово, ребята! — рявкнул спортсмен по-чешски.
Гонзик разинул рот от радостного удивления.
— Я здешний transleiter, переводчик. Можете называть меня Франтой. — В мгновение ока он притянул к себе свободный стул и сел на него верхом. — Что, как там Коширже, мальчики? А не знаете ли вы случайно Анку Полцерову, блондинистую шлюху с Нусельского моста?[13] — Франта протянул парням сигареты, а когда Вацлав отверг их, вытащил серебряную коробочку с жевательной резинкой.
По коридору плавной походкой приближалась девушка с ниткой янтарных бус на шее. В холеных руках — легкая портативная машинка. Девушка равнодушно посмотрела на молодых людей, затем локтем нажала на ручку двери и попыталась ногою закрыть ее за собой, но безуспешно.
— Учтите, — Франта щелчком сбил пепел с сигареты прямо на пол и уставился на свои короткие толстые пальцы с широкими ногтями, — вы поодиночке пойдете на разговор «по душам», как говорят «товарищи». Это будет вроде беседы в отделе кадров. Ну, конечно, — кивнул Франта головой, заметив скептическую улыбку Гонзика, — только немного в другом смысле: то, что там, у коммунистов, вам было бы во вред, здесь принесет только пользу. Наш старик — мировой парень, только вы не вздумайте его водить за нос. — Франта мгновенно вскочил со стула. — Если кто-нибудь из вас меня подведет, мне придется, хотя я этого и не хотел бы, познакомить вас со своими знаменитыми кулаками… — Франта втянул голову в плечи и молниеносно нанес воображаемому противнику сокрушительный удар левой, затем правой рукой и встал в защитную позицию. — Я ведь бывший чемпион Чехословакии в полутяжелом весе! — Франта заржал, как жеребец, продолжая наносить короткие удары, и вприпрыжку, как на ринге, убрался за ту же дверь, из которой вышел.
Из полуоткрытых дверей соседней комнаты донесся девичий смех и английская речь, немного растянутая и шепелявая, — очевидно, девушка была чешкой. Низкий мужской голос передразнил ее, потом оба рассмеялись.
Дверь распахнулась, выглянула девица в янтарных бусах; все еще улыбаясь, она назвала имя Вацлава. Она говорила по-чешски, но с акцентом.
Долгая томительная тишина воцарилась в коридоре. Иногда был слышен стук пишущей машинки, на которой работали где-то близко; издалека доносился меланхолический блюз, приглушенный толстыми дверями. Вот по коридору прошел человек, похожий на еврея, в белом шлеме military police[14]. И время снова лениво потянулось дальше. Но наконец появился Вацлав. Приятели засыпали его вопросами. К их изумлению, Вацлав попросил сигарету — он, некурящий! — и сломал две спички, прежде чем ему удалось прикурить.
Едва они вытянули из Вацлава два-три слова, как в дверях появилась черная физиономия в пилотке.
— Lunch![15]
Ребята не поняли.
— Ам, ам, — оскалил полицейский белоснежные зубы в ободряющей улыбке. — Essen, you understand?[16]
Они спустились за ним на первый этаж в столовый зал, где уже сидели за столом несколько десятков человек — военных и штатских. Полицейские ели, не снимая головных уборов. Чехам подали сандвичи, черное мюнхенское пиво, бифштекс с яйцом и натуральный кофе.
— Я бы отсюда вовек не ушел! — воскликнул Ярда. — Жаль, что я, остолоп, не умею по-английски, а то пристроился бы здесь переводчиком, заарканил бы ту самую кобылку с длинными ресницами, которую мы сегодня видели в холле.
Приведший их негр обедал за соседним столиком. Вероятно, поэтому Вацлав молчал.
— Ты не хочешь? Давай-ка сюда, — обрадовался Ярда, когда Вацлав вялым движением отодвинул тарелку.
После обеда вызвали Гонзика, а за ним и Ярду. Он пробыл на допросе дольше всех и вышел развинченной походкой, приглаживая ладонями волосы.
— Курите, ребята! — Ярда выложил из кармана горсть американских сигарет.
— Что он от тебя хотел? — спросил Гонзик.
Ярда сквозь облако дыма искоса посмотрел на Вацлава, склонил голову к плечу и прислушался.
— Прекрасный джаз! — одобрительно сказал Ярда и начал отбивать такт.
Однако Гонзик не отставал.
— Так что же он все-таки от тебя хотел?
Ярда в такт синкопам подергал плечами.
— Так себе, ничего особенного… Нет ли у меня на совести чего-нибудь: изнасилования, вооруженного нападения, ограбления. По глазам было видно, что такие проделки ему бы очень понравились. Я признался, что на производстве воровал запчасти к автомашинам и продавал их. «Слабовато», сказал он мне. Вот вам, бедняги! — Ярда бросил ча стол кусок шоколада.
