Николь лишь охала от изумления, а Джейни открывала все новые сундучки и шкатулки. Там были бархат, батист, перкаль, мягкие шерстяные ткани, мохер, лебяжий пух, легкая саржа, прюнель, полушерстяная блестящая «тэмми», тюль, органза, креп, изысканные французские кружева.
Николь, не выдержав, неожиданно рассмеялась и уселась на койку. А Джейни принялась набрасывать на нее ткани. Потом обе, закутавшись в ткани всех цветов радуги, принялись хохотать как сумасшедшие.
— Но ты еще не видела самого главного, — сказала Джейни, снимая с головы кусок розового тюля и черное нормандское кружево. Она почти благоговейно открыла сундук, стоявший у самой стены, и достала большую меховую муфту. — Знаешь, что это за мех? — Она положила муфту на колени Николь.
Николь зарылась лицом в роскошный мех. Такой густой, что в нем можно было утонуть.
— Соболь, — с благоговением произнесла она.
— Да, — подтвердила Джейни, — соболь.
Держа в руках муфту, Николь огляделась. Маленькая каюта утопала в разноцветье тканей, которые, казалось, дышали и жили своей жизнью. Николь хотелось зарыться в них, прижать их к себе. С тех пор как она покинула родительский замок, в ее жизни не было красоты.
Джейни достала из сундука «Журнал мод Хейдлдоффа».
— Выбирайте свое оружие, миссис Армстронг, — сказала она, — а я покажу, на что способны мои стальные инструменты — я имею в виду иголки и булавки.
— Ах, Джейни, право же, я не могу, — сказала Николь. Но ее слова звучали как-то неубедительно. Соболья муфта коснулась ее руки, и она подумала, что с удовольствием бы спала, не выпуская ее из рук.
— Не желаю слушать никаких возражений, — заявила Джейни. — А теперь уложи-ка все обратно и приступай к работе. В нашем распоряжении всего какой-то месяц.
Было начало августа 1794 года, когда надраенный небольшой пакетбот вошел в гавань Виргинии. Джейн и Николь, опираясь на поручень по правому борту, с замиранием сердца смотрели на причал, расположившийся на опушке густого леса, и чувствовали себя так, словно их только что освободили из тюрьмы. Всю последнюю неделю путешествия они говорили о свежей пище. Об овощах и фруктах, которые, наверное, успели созреть к этому времени, и о том, с каким наслаждением они будут их есть, разумеется, приправленные свежими сливками или маслом. Джейни мечтала о черной смородине, а Николь просто хотелось увидеть живую зелень, растущую на плодородной почве.
Целыми днями они занимались шитьем, и почти все отрезы роскошных тканей превратились в платья либо для Джейни, либо для Николь. Сейчас на Николь было муслиновое платье с вышитыми на нем крошечными фиалками, подол отделан несколькими рядами фиолетовой ленты. Платье было без рукавов, и она наслаждалась ощущением теплых лучей заходящего солнца на обнаженных руках.
За шитьем женщины разговаривали. Николь предпочитала слушать. Ей не хотелось рассказывать о том, как забрали ее родителей или дедушку. Она рассказала Джейни о своем детстве в фамильном замке, который в ее рассказе был похож на обычный загородный дом, а также о том, как они с дедушкой целый год жили в семье мельника. Джейни очень развеселило, когда Николь принялась со знанием дела рассуждать о качестве помола.
Но чаще всего в роли рассказчика выступала Джейни. Она рассказала о своем детстве на бедной маленькой ферме, расположенной в нескольких милях от Арундел-Холла, как он назывался до Клэйтона. Ей было десять лет, когда родился Клэй, и она возила его на закорках. Во время Войны за независимость Джейни было около восемнадцати лет. Ее отец, как и многие виргинские фермеры, выращивал табак. Когда английский рынок для них закрылся, отец остался не у дел. Несколько лет Джейни прожила с отцом в Филадельфии, а когда отец умер, вернулась в Виргинию, которую всегда считала своим домом.
Она сказала, что по возвращении обнаружила в Арундел-Холле большие изменения. За несколько лет до этого умерли от холеры отец и мать Клэя. Старший брат Клэя, Джеймс, женился на Элизабет Стрэттон, дочери надсмотрщика на плантации Армстронгов. А потом, когда Клэй был в Англии, произошел несчастный случай и Джеймс с Элизабет погибли.
Того маленького мальчика, каким знала Клэя Джейни, уже не было. Вместо него появился самоуверенный, требовательный молодой мужчина, отличавшийся необычайным трудолюбием. В то время как в Виргинии одна за другой разорялись плантации, Арундел-Холл процветал и разрастался.
