- А если епископ-исполнитель не пожелает брать обязательства от имени рыцарей земель Храма? - спросил Тартариэн. Рейминд посмотрел на него, и адмирал пожал плечами. - Я согласен с логикой всего, что вы сказали, сэр Линдар. К сожалению, епископ-исполнитель может почувствовать, что у него недостаточно полномочий, чтобы обременять казну рыцарей земель Храма. И, честно говоря, если бы я был владельцем литейного завода или судостроителем, то мог бы немного нервничать, принимая аккредитив земель Храма, который еще не был одобрен самими рыцарями земель Храма, если вы понимаете, что я имею в виду.
- Понятная точка зрения, - сказал Гектор. - Но, я думаю, это не непреодолимая проблема. Линдар, считаю, что это очень хорошая идея, которую нужно развивать. И если епископ-исполнитель Томис проявит нежелание, когда мы поговорим с ним, полагаю, мы должны указать, что, хотя он не может юридически обязывать рыцарей земель Храма, у него есть полномочия распоряжаться ресурсами архиепископства. У него есть активы прямо здесь, в Корисанде, чтобы обеспечить достаточно крупный аккредитив для покрытия наших расходов на первые несколько месяцев. К тому времени мы, несомненно, получим ответ от самих рыцарей земель Храма. Думаю, они поймут логику ваших аргументов и одобрят соглашение. Если они этого не сделают, нам просто придется придумать какой-то альтернативный подход.
- Да, ваше высочество. - Рейминд склонил голову в подобии полупоклона.
- Очень хорошо, - сказал Гектор, отодвигая свой стул, - думаю, что это завершает все, что мы можем с пользой обсудить сегодня днем. Мне нужны отчеты - регулярные отчеты - обо всем, о чем мы говорили. Понимаю, что на данный момент наше положение довольно... незавидное, скажем так. - Он обнажил зубы в натянутой усмешке. - Однако, если Хааралд просто будет достаточно долго пережевывать Эмерэлд, думаю, мы должны быть в состоянии сделать достаточно, чтобы, по крайней мере, вызвать у него серьезную боль в животе, когда он доберется до Корисанды!
В Теллесбергском соборе было очень тихо.
Огромное круглое сооружение было переполнено, почти так же, как на заупокойной мессе короля Хааралда, но атмосфера сильно отличалась от той, что царила в тот раз. В ней был тот же оттенок гнева, возмущения и решимости, но было и что-то еще. Что-то, что нависло, как знойная тишина перед грозой. Напряжение, которое только усилилось и обострилось за пять дней, прошедших со смерти старого короля.
Капитан Мерлин Этроуз из королевской чарисийской стражи понимал это напряжение. Когда он стоял у входа в королевскую ложу, наблюдая за королем Кэйлебом и его младшими братом и сестрой, он точно знал, о чем думает и беспокоится эта огромная, не совсем безмолвная толпа. О чем он не был готов рискнуть предположить, так это о том, как она отреагирует, когда наконец наступит долгожданный момент.
Что, - сухо подумал он, - произойдет примерно через двадцать пять секунд.
Как будто его мысль вызвала реальность, двери собора открылись. На этот раз не было ни музыки, ни хора, и металлическое "клац!" защелки, казалось, эхом и отзвуком разнеслось в тишине, как мушкетный выстрел. Двери бесшумно, плавно, широко распахнулись на хорошо смазанных, тщательно ухоженных петлях, и в них шагнул единственный носитель скипетра. Не было ни туриферов, ни носителей подсвечников. Это была просто процессия - относительно небольшая для главного собора целого королевства - духовенства в полном, сверкающем облачении Церкви Ожидания Господнего.
Они двигались сквозь витражи солнечного света, льющегося через окна собора, и тишина и покой, казалось, усиливались, расходясь от них, как рябь на воде. Напряжение усилилось, и капитану Этроузу пришлось силой напомнить своей правой руке держаться подальше от рукояти катаны.
В этой процессии было двадцать священнослужителей, возглавляемых одним человеком, одетым в белую, отороченную оранжевым сутану архиепископа под великолепно расшитой мантией, украшенной золотыми нитями и драгоценными камнями. Золотая корона с рубинами, заменившая простую епископскую корону, которую он ранее носил в этом же соборе, свидетельствовала о том же священническом сане, что и его сутана, а на руке сверкал рубиновый перстень его должности.
Остальные девятнадцать мужчин в процессии были одеты лишь немногим менее величественно поверх белых, необрезных сутан, но вместо корон или корнетов на них были простые священнические шапочки с белыми кокардами епископов в соборе другого прелата. Их лица были менее безмятежны, чем у их лидера. На самом деле, некоторые из них выглядели еще более напряженными, более обеспокоенными, чем миряне, ожидающие их прибытия.
