Инна Фидянина-Зубкова

Каждый раз улетая из этого мира, я сама себе говорила: не вернусь, не вернусь, не… Вернулась! А вернувшись, сразу проснулась. И проснувшись, не испугалась, потому что за жизнь не держалась. Не держусь, не держусь. Удержалась! На лета, на лета, налеталась. Устала, что нет уже силы на мир смотреть ваш красивый: где реки, моря и войны. Неужели одной мне больно?

Я напишу вам книгу каменных веков, в ней мало кто будет жить без оков, в ней день на день ложится. Кто спит, тому ничего не снится; кто не спит, тот в оковы влезает. В этой книге даже господь страдает. Жалость помноженная на участие – вот те маленькое твоё счастье (пей его воду – нет в ней броду).

1. Какая я девочка хваткая.2. Запуталась девка я.Не было берегов у берега. Я бегала по бескраю. Что-то да я не знаю: ни солнце, ни траву и ни море, я не знаю горькое горе. Я знаю песню, которая плачет. А это значит, глаза мои бесконечны, в них плавает вечность и Охотское море. Охота на волю!

Интересные мужчины – те, которые в кручине не бывали никогда. Я б за ними так пошла: голая, раздетая, колхозными заветами вся, как кукла, скована. Я разочарована в любови деревенской. Танец хочу венский сплясать с поэтом злобным. Хлопай, душа, хлопай голодна пока что. Хочу чтоб принц бумажный писал мне… Не напишешь? Слышишь ты, не слышишь?

Ну дык слухайте сюды, рассказывать два раза не буду: вернулся, значит, Емеля не из-за моря-воды, а откуда-то там оттуда. Собрал всё село и гутарит очень строго да по-нерусски: – Видел я во Франции шар высокий, но и не узкий, очень большой, колеса поболее, по небу плывёт, по воле. И надо бы нам, содруги, от зависти, а не от скуки, такую же смастерить шарину. Ну, смогём головою двинуть?

Рождество, Рождество, Рождество! Почему так на сердце легко? Потому что снежок шелковый, потому что пирог сливовый, потому что гости придут и весёлые песни споют о том, что январь на дворе, вот поэтому радостно мне. А сестрёнке моей пять лет, и я для неё – почти дед. Я большой, как эта зима. Скорей бы она прошла. Рождество, Рождество, Рождество. Сколько ж снегу, сестра, намело!

Какое счастье жить на свете, какая радость – песни петь! Нет, не плясали наши дети, им очень тягостно терпеть все эти пушки и снаряды да золотые ордена: с боёв вернувшихся – награды. А впрочем, всё слова, слова. Не станет поле огородом, а выйдет поле голяком и закружится хороводом: от мелких пулек сквозняком. И вот теперь поём мы песни: «Какое счастье – не сгореть, какая радость жить на свете и войны ваши все терпеть!»

Вольная вольница по полю гуляла, вольная вольница что смогла, украла: дом сгорел, в чужой нежданна. Гуляй нищенкой, Иванна! Ивановна, Иванна в жизнь твою незвана голяком припёрлась, мочалочкой обтёрлась, развалилась и лежу: много ль деток нарожу? Рожу, нарожаю и век весь не узнаю, что такое вольница, вольница-привольница – то ли жизнь, то ли смерть, и доколь её терпеть?

Какову печаль сбирать нам сильным и смелым? И где бы воин умелый ни шастал, пред какими полями ни хвастал своей победой, ему покоя всё нету! На челе не расправит брови: «Нет на Руси больше воли. Татар, монгол, печенег – за набегом набег! Дитё мрёт не родившись. Я в степи заблудившись, не видел б всё это…

Я лишь перевела на русский язык древнерусскую речь, не вмешиваясь своим стихотворчеством. А в итоге получился просто текст, далеко не всем понятный. Но интересный, заставляющий всё бросить и покопаться в истории, и несомненно будящий воображение. Оказывается, это не просто поэма, а целая былина-сказка, рассказанная ясным Месяцем, а рядом с Месяцем ясным на райских пашнях сидит Идолище поганое и с самим Иисусом Христом разговоры ведёт длинныя про своё войско и войско Евпатия.

Сборник: 1. Вселенная, Космос, другие Миры, 2. Будущее нашей планеты, 3. Стихи о романтиках и творцах, 3. Стихи о писателях.

Не проходите мимо, если кошки вам улыбаются – они с людьми хорошими знаются. Они не просто так улыбаются, они ведь с нами общаются, рассказывают, как дела: как ночь у киски прошла, как день колесом пробегает, и шёрстка на солнышке тает, да облачко в небе плывёт. Молочко в тёплой мисочке ждёт. Сверкает асфальт раскалённый. Я сегодня в кошек влюблённый!

Запретила мне мать по-русски писать. Запретил мне отец говорить, думать, бдеть! А я наелась да накушалась, тятьку с мамкой ослушалась: написала стихи. Говорят, неплохи.

То не крепости турецкие разгорались, то святая Русь в огне, дыму. Русь крестьянская, деревянная, самим царём Грозным оболганная. А у князя москвича рать в опричнину пошла, рать в опричнину пошла да у Владимира. Ей-ей не робей, не кем Москву защищати, от татара злага оберегати. Гори не горюй, князья наши не воюй: князья наши по губерниям сидят, воевати и не могут, не хотят.

Успокой меня, родная, успокой. Почему-то мне не нужен твой покой. Нужна молодость твоя, весёлый смех. И блиночки чтоб ты ела лучше всех! Кушай, доченька родная, подрастай. Кушай с мёдом, молочком всё запивай. И ни с кем не вздумай поделиться: дед дурной, он может подавиться; бабка старая, жевать уже не может; а отцу и таз блинов уж не поможет; кошка сытая, собака тоже ела; а вот мамочка покушать не успела. Сядем мы с тобой да наедимся, и пускай за окнами полынь вся зашуршит от зависти, заплачет.

Двум дочкам автора, рождённым в 90-е годы не удалось пожить нормальной жизнью. Дина пропадает в возрасте 4 лет. В качестве утешения сестра Алиса заводит котёнка и называет его Дина. А через 7 лет старшая вспоминает о том, что именно она виновна в пропаже сестры, и идёт на её поиски. Алиса попадает в сказочную тёмную Русь, там её ждут приключения и злая нежить. Она находит сестру и возвращает в семью.