Одиночество сквозило в коридорах пустого жилища.
После того, как мама нечаянно разгромила их собственный дом, им пришлось переехать на съемную квартиру.
«У меня даже дома нет», — подумала Сарада.
Металлический учиховский стержень внутри нее предательски надломился. Она падала… Черт знает куда и черт знает как глубоко. Все, что определяло ее мир последние двенадцать с половиной лет, разбилось вдребезги и таяло.
Папа на миссии. Дом уничтожен. Мама умерла. Что у нее вообще осталось? Только герб Учиха на спине платья. Герб элитного, таинственно исчезнувшего клана.
Что произошло с Учиха? Почему остались только папа и я?
Сарада ходила в библиотеку, но ничего внятного так и не нашла. Материалы о клане Учиха и об отце были строго засекречены. Некому было ответить на ее вопросы.
«О папе совсем ничего не знаю», — думала Сарада.
А ведь у отца был старший брат. Она слышала о нем мельком всего лишь раз в убежище Орочимару. И папа странно напрягся, когда белокожий мужчина со змеиными глазами произнес это имя: «Учиха Итачи».
Сарада скучала по папе, но в глубине души опасалась увидеть вновь. Его безразличное отношение нанесло ей душевную травму еще в самую первую встречу, когда он не узнал ее в лицо. Сарада боялась разочароваться снова. С трепетом ловила в его взгляде любой намек на нежность, заботу или хотя бы интерес и после долго убеждала себя, что ей не показалось: что папе действительно не все равно.
Дома находиться было просто невозможно. Едва вернувшись с миссии, Сарада обулась и выскочила на улицу.
Ноги несли ее невесть куда, тогда как мысли витали где-то вокруг отца и их вымершего клана. Жизнь папы была окутана тайной. И в сердце Сарады давно поселилась уверенность: Хокаге и все одноклассники ее родителей знают, что произошло с кланом Учиха; знают многое о прошлом отца; знают то, что засекречено в документах. Но никому не скажут, а уж тем более ей.
Это было чудовищно несправедливо. Как наследница клана Учиха — она имела право знать.
Наследница клана… Все только и твердят о могуществе Учиха, но тогда где они все, если такие великие?
«Сила шарингана». «Элита». Ей казалось, что это все просто слова.
Сарада не заметила, как ноги сами привели к кладбищу. Ее тянуло к матери. Она замедлила шаг. Будто надеялась, что там ее встретит живая мама, и боялась войти и увидеть вместо родного существа безжизненную могилу.
Сарада неспешно продвигалась к кладбищу сквозь рощу. Не главной аллеей, а в обход по узкой дорожке, вымощенной каменными плитами. Не хотелось видеть людей. Рассеянный взгляд невольно выхватил образ древней статуи, скрытой в кустах. Замшелая каменная баба пялилась на нее слепыми глазами, растянув беззубую пасть в широкой улыбке. На толстом яйцевидном теле проступали сомкнутые на животе руки. В открытый рот набились сухие листья, и что-то жуткое сквозило в этой улыбке, немного ехидной и чуточку… злобной?
С виду очень старая. А ведь двадцать лет назад деревню отстраивали почти заново. Как она сохранилась?
По спине пробежали мурашки, и Сарада поспешила убраться подальше от странной статуи. Баба проводила ее лукавым взглядом. Сараде показалось, что незрячие глаза искоса следили за ней.
Роща оборвалась. Взору открылись просторы, разлинеенные ровными рядами могил. В груди что-то болезненно сжалось.
Но вдруг…
Кто это?
Посреди кладбища стоял человек в черном плаще. Сарада тихо двинулась вперед. Черные волосы. Неужели…
— Папа?
Мужчина не шелохнулся. Сарада подошла еще ближе. Игнорируя ее присутствие, отец сосредоточенно глядел на свежую могилу жены.
Сердце взволнованно забилось.
Папа вернулся!
Они молчали достаточно долго. Наконец плащ качнулся и отец повернулся к ней. Один его глаз скрывали падающие на лицо волосы, другим он смотрел прямо на нее. Сарада с замиранием сердца ловила во взгляде отца любые эмоции: растерянность, сомнение… Но только не печаль и не сочувствие.
Ему не больно? Он настолько хорошо скрывает эмоции? Или он просто не любил маму так… как я. Так, как стоило любить ее.
— Идем домой, — коротко бросил отец.
Сарада покорно устремилась следом за колышущимся черным плащом.
Она была частью этого человека. В ней текла та же кровь. У нее были его глаза и волосы. Последние в мире Учиха. Но тогда почему он был так безразличен? Право же, Сарада чувствовала, что мужчина, шагающий перед ней, был чужим, но в то же время их соединяла невидимая связь, и они оба ее чувствовали.
— Ты надолго? — решилась спросить Сарада.
— Нет.
«Нет». Он снова уйдет? Как же так?
— Папа… — Сарада остановилась.
Услыхав, что она не следует за ним, он тоже остановился и обернулся.
— Папа, а я?
— А ты останешься в деревне.
— Одна?
— Да.
Грудь затопила новая волна боли. Это было хуже любого разочарования, которыми отец щедро награждал ее каждую встречу.
— Что не так? — в голосе отца звенело легкое раздражение. — Ты генин. Это позволительно.
— Но, папа!
Она и сама не заметила, как в слезящихся глазах проснулся шаринган.
— Я не хочу быть одна. Ты разве не скучаешь по маме? Ты так смотрел на ее могилу, — с болью в голосе выдавила Сарада. — Такое чувство, что тебе все равно. Просто… просто досадно, что некуда девать меня!
— Сарада…
— Разве ты не любил ее, папа? Совсем-совсем?
— Сарада, — твердо повторил отец.
Но слова сами рвались из груди и слетали с губ:
— Ты даже ничего не скажешь. Даже… Папа, тебе словно совсем не больно. Разве она не была тебе близким человеком?
— У меня было много близких людей, — в его голосе прорезался металл. — И я потерял их всех.
Сарада притихла. От ледяного тона отца стало не по себе. Перед глазами всплыла картинка фамильного дерева Учиха, каждое имя на котором было зачеркнуто красным крестом.
— …всех до единого. Отца и мать. Брата. Я — шиноби. Чувства мешают миссии. Я не смогу работать, если буду предаваться бесполезным сожалениям о прошлом.
— Но, папа…
— Ты — генин, Сарада, — он кивнул подбородком в сторону кладбища. — А это — мир, в котором ты живешь. Твоя жизнь слишком спокойна. Но так будет не всегда. Вы, дети, не знаете боли. Вы не знаете, что такое быть шиноби. Не тебе меня обвинять.
Слезы текли по щекам ручьями. Активированный шаринган беспощадно пожирал чакру, и Сарада почувствовала слабость во всем теле. Вместо того чтобы утешить ее, папа только сильнее давил на открытую рану. Так безжалостно…
— Ты — Учиха. Ты должна была уже понять, что наша сила пробуждается в беде. Чем сильнее боль, тем мощнее твои глаза. И ты никогда не станешь достойным шиноби, если не научишься жить с этим. Хм… Я гляжу, ты пробудила третье томоэ.
— Папа… — прошептала Сарада.
Слабость и звенящий голос отца в ушах.
— Если бы ты была младше, — произнес он немного мягче, — я не стал бы этого говорить. Но ты — будущее Листа. Ты — будущее Учиха. Ты не можешь позволить себе быть слабой, Сарада!
— Будущее Учиха. — Горло свело рыданиями. — Я даже ничего не знаю о нашем клане, о своей семье, о дяде!
Отец неуловимо напрягся.
— Ты остаешься дома. Наруто присмотрит за тобой.
— Он не смотрит даже за Боруто. Он — Хокаге.
В душе снова закипала злость на отца.
— Почему ты такой, папа? Почему Нанадайме добрый даже к чужим детям, а ты так жесток, хотя я твоя дочь?
— Я — не Наруто, — размеренно проговорил отец. — Именно поэтому я оставляю тебя. Я не могу взять тебя с собой, Сарада.
Показалось, или в его голосе мелькнула досада?
— И в деревне я тоже остаться не могу. Мое место — там. А твое место — здесь.
Шаринган высасывал из нее последние силы.
— И деактивируй, наконец, шаринган.
Ослабевший кулак внезапно сжался. Сарада зажмурилась, так что скопившиеся слезы резко брызнули из глаз.
— Почему я Учиха?!
Она бросилась бежать, оставив отца на дороге. Сараде отчаянно хотелось родиться в семье Узумаки, жить рядом со светлым и добрым Хокаге и не нести на плечах бремя могучего клана, о котором ей ничего не было известно.
****
Смерть Сакуры стала для него полнейшей неожиданностью. За последние годы он успел привыкнуть, что его семья в безопасности. Он уже очень давно не терял близких людей. Больше пятнадцати лет. И вдруг Сакура.
В душе Саске шевельнулось давно похороненное чувство, о котором он уже успел позабыть — боль утраты.
Отныне в истории второго поколения саннинов Листа можно было поставить жирную точку. Без Сакуры они с Наруто уже не были троицей.
Поначалу, в детстве, назойливая девчонка раздражала его до безумия, но со временем Саске стал невольно проникаться к ней уважением. Сакура была сильна, уверенна и почему-то преданна ему, несмотря ни на что. Даже невзирая на попытку убийства. Она была женщиной, достойной стать женой последнего Учихи, и, временами, вспоминая о ней, Саске испытывал тайную гордость.
Но мирная жизнь в деревне с семьей была не для него. Он был способен на большее. Сидеть в уютном гнезде, растрачивая свои силы и талант на пустяки, было бы грубейшим просчетом. Наруто защищал Лист изнутри, а он — снаружи. С каждым годом Саске находил в своей судьбе и судьбе брата очень много схожестей. Намеренно отталкивал от себя дочь, как Итачи когда-то отдалялся от него сам. Он не хотел втягивать ее во всю эту грязь и подвергать опасности. Не хотел марать ее чистую душу бременем и болью клана. Поэтому Сарадой занималась Сакура.
Но Саске никогда не задумывался о том, что в один день Сакуры может не стать и забота о дочери ляжет целиком на его плечи.
Учиха Сарада. Наследница клана. Саске смотрел на худую девочку, которая глядела на него с такой надеждой, и понимал, что совершенно не знает, что с ней делать. Родная и чужая одновременно. Если бы он только потянулся к ней, они бы очень быстро нашли общий язык. Но Саске не давала покоя одна мысль.
