Гуров рассмотрел высоченную ограду, состоявшую из тонких стальных прутьев. Кованые ворота в ней были распахнуты, и именно через них въезжали на территорию школы автомобили. Подойдя ближе, Лев Иванович насчитал шесть иномарок, припаркованных вплотную к стене.

Занавески в школе отсутствовали, их не было ни в одном окне, что позволяло без труда наблюдать за тем, что происходило внутри.

– На первом этаже столовая и спортивный зал. На втором – кабинеты, учительская, а вот на третьем, кроме кабинетов, еще и актовый зал, и библиотека. А на четвертом располагалась начальная школа. Там учились малыши с первого по третий класс. Ох, Гуров, как же я, оказывается, все это хорошо помню.

Они подошли к главному входу, к которому вела неширокая лестница в пять ступеней. Маша, подобрав подол платья повыше, ступила на самую нижнюю из них, и Гуров, придерживая жену под руку, внимательно смотрел не только себе под ноги, но и под ноги жены. Мало ли что…

Стоило им оказаться внутри здания, как к ним тут же подошел невысокий мужчина с раскинутыми руками. На вид ему было больше пятидесяти, выглядел он полноватым, но, вероятно, желание казаться молодым и спортивным заставило его облачиться в светло-серый костюм, который ни черта ему не шел.

– Добро пожаловать, дорогие мои! – пропел мужчина, смыкая руки на пальцах Маши. – Мария Строева, выпуск, если не ошибаюсь…

– Не будем про год выпуска, – рассмеялась Маша. – Мария Строева. Да, вы не ошиблись.

Мужчина с любопытством взглянул на Гурова.

– А я муж, – представился Лев Иванович, протягивая руку. – Строев моя фамилия.

Маша слегка толкнула супруга плечом. Мужчина в светло-сером костюме пожал Гурову руку и отступил на шаг назад.

– Немирович Вячеслав Иванович, – объявил он. – Директор школы.

– Это вы мне звонили! – воскликнула Маша. – Как мило.

– Каждого приглашал лично, – подтвердил Немирович. – Только так. Не рассылкой же по электронной почте людей заманивать.

– Действительно.

Гуров, услышав шум подъезжающей машины, взглянул в окно и заметил паркующийся недалеко от въездных ворот полицейский «Форд».

– Охрана прибыла, – заметив интерес Гурова, пояснил Немирович. – Теперь только так – с полицией, по всем правилам. Вы позволите?

Он вышел на улицу. Гуров саркастически сказал:

– Какой душка.

– Перестань, пожалуйста, – одернула мужа Маша. – И куда нам теперь идти? Ладно, сама решу, если уж нам ничего не объяснили.

Она смело пошла вперед. Слева показалась лестница, ведущая на второй этаж. На самом верху она раздваивалась, а в самом центре лестничной площадки стояла женщина, которая, несомненно, тоже работала в этой школе, потому что именно так выглядели учителя в юные годы самого сыщика. Широкая шерстяная юбка, вишневая водолазка и непременно бусы. Вот хоть убей, но – бусы! Круглые такие бомбошки, чтобы «под янтарь». А еще растрепанная прическа, сооруженная в начале дня, но не дожившая до его финала.

– Тамара Георгиевна! – обрадовалась Маша и пошла вверх по лестнице. – Тамара Георгиевна, боже мой!

Гуров не торопился следом, смысла в этом не было. Маша встретила кого-то из своих учителей. Значит, сейчас минут пять будут объятия, хватания за руки, ощупывания и вопросы, ответы на которые забудутся через секунду.

– Учительница русского языка и литературы, Лева! – продолжала радоваться Маша. – Тамара Георгиевна была первым человеком, который сказал, что когда я читаю вслух, то она мне верит. По Станиславскому.

– Маша, Машенька, – чуть не плакала, расчувствовавшись, учительница. – А я сразу узнала тебя. Совершенно такая же. Абсолютно! Только под руку с мужчиной! И взгляд такой… осмысленный.

– Это мой муж, Лев Иванович, – представила Гурова жена. – Да, вы правы, Тамара Георгиевна. Уже сколько лет я держу его под руку.

– И не сосчитать, – тактично кашлянул Гуров.

– Я так рада вас видеть, – учительница неловкими движениями принялась заталкивать обратно в прическу выбившиеся пряди. – Простите за мой вид, я тут с утра, а еще выпускной.

– Вы совершенно не изменились, – уверила ее Маша. – О, ну не надо.

Тамара Георгиевна, шмыгнув острым носом, приложила пальцы к глазам. Маша поймала взгляд Гурова и подала знак уйти. С огромным облегчением Гуров послушался ее и, выдавив из себя вежливое «Еще увидимся», немедленно поднялся на второй этаж.

Здание вовсю готовилось к сносу. Снаружи это было совершенно незаметно, но изнутри все выглядело грустно. Под потолком торчали оборванные провода, а сам потолок покрывали серо-желтые пятна многочисленных протечек. Напольные плинтуса уже были сняты, вдоль стен были небрежно сложены старые немодные школьные парты и стулья.

– Здание доживает последние дни, – раздался за спиной Гурова чей-то голос, а в следующее мгновение его обладатель оказался рядом. – Финита ля комедиа. Других слов просто нет.

Подошедший приходился Гурову ровесником или что-то около того, но ростом был выше на целую голову и легче килограммов на десять. Высокий и худощавый, одетый не празднично, а в старые джинсы и выцветшую серую футболку. Но самым удивительным оказалось то, что на плечи он набросил свитер, который при нынешней жаре выглядел совсем неуместно. На родителя он не тянул. Но к школе имел отношение и, скорее всего, прямое, потому что выглядел – Гуров потом не раз вспоминал это ощущение – на своем месте – точнее нельзя было и выразиться.

– Вы – отец? – повернул голову в сторону Гурова незнакомец.

– Нет.

– Выпить хотите?

– Вы же шутите?

Лев Иванович растерялся. Мало того, что он всего ничего провел в этом месте, но сколько событий! Дюже радостный мужик в нелепом костюме, напоминающая пыльную мумию учительница русского и литературы, а теперь еще и алкаш, который выполз невесть откуда. В том, что у человека, предложившего ему выпить, были крепкие отношения с алкоголем, Гуров заметил сразу по характерному запаху изо рта и красноватым белкам небольших серых глаз.