Потом с ответными речами выступали хозяева. Славили нас, славили наш журнал, славили дружбу народов в целом и дружбу писателей в частности, и выражали уверенность в том, что российская и узбекская литература плечом к плечу внесут свой вклад в развитие мировой литературы.
Безусловно.
Длилось все это час, после чего торжественную часть объявили законченной.
За ней, как водится, встреча продолжилась в непринужденной обстановке.
То бишь в ресторане.
Далеко идти не пришлось: ресторан был здесь же, в Доме Писателей. Не очень большой, но и не сказать, чтобы маленький.
— Мы будем в дружеском кругу — порадовал Тураб Тула. — Достойнейшие из достойных.
Понятно. Все равны, но некоторые — равнее других. Да и как иначе, если писателей на встрече было под три сотни, а зал в ресторане рассчитан человек на шестьдесят?
На сорок восемь — столько было достойнейших.
Зал хороший, с высокими потолками. На стенах, вопреки традициям, мозаика: колхозники убирают хлопок на фоне далёких гор с одной стороны, и рабочие читают газеты вокруг какого-то станка — с другой.
Все столики были составлены в один большой стол. Единство, одна большая семья.
На столе много чего стоит, не сразу и разглядишь. И вино есть, и коньяки, и водка тоже. Почему бы и нет?
Все серьёзные вопросы творческие люди решают за столом, в неформальной обстановке, и потому Лиса и Пантера меня предупредили, что вина пить не станут категорически. Пророк не велит. Серьёзные вопросы требуют трезвой головы. А вопросы и в самом деле серьёзные. Каждый журнал в определенном смысле государство. Зависимое, вассальное, но государство со своими интересами. И между журналами порой ведутся войны. Потому важны союзы оборонительные и союзы наступательные. Для московских журналов мы — парвеню, мы провинция, которая должна быть счастлива уже потому, что Москва нас замечает. С ними союза не сваришь, какой может быть союз между генералом и лейтенантом? Да хоть и майором? Журналы немосковские — другое дело. Ташкент — столица, но в глазах Москвы та же провинция, потому у ташкентских литераторов к московским журналам накопилось немало претензий.
Толстые столичные журналы не жалуют наш жанр — фантастику, приключения, детективы. Считают его низким. Не чтение, а чтиво. «Новый Мир», «Знамя», «Москва», «Октябрь» — это киты, это Большая Литература, на этих журналах покоится российская словесность, и поэтому бумагу им дают в первую очередь. А остальные журналы публикуют невесть что. Продукт для невзыскательной публики. Им бумагу из остатков. А лучше бы и вовсе прикрыть, поскольку они в угоду занимательности приучают нашего самого вдумчивого читателя в мире к различным трюкам, завлекательным, но беспочвенным фантазиям, даже к мистике, когда в то время как на повестке дня произведения, различные по форме (производственный роман, лирический рассказ или колхозная повесть), но обязательно на платформе социалистического реализма, единственно верного направления в литературе, направления, не допускающего никаких отклонений в ущерб нравственности, тем более в обстановке международной напряженности.
А периферийные, провинциальные журналы тоже хотят жить и расти. И почему-то считают, что их публикации ну ничем не хуже московских. Но поодиночке любой периферийный журнал ущучить легко, где «Москва», а где «Степь», «Байкал» или вот «Звезда Востока» — при том, что тираж той же «Звезды Востока» был шестизначным. В том числе и потому, что журнал публиковал фантастику и детективы, да. И вот «Поиск» в лице Лисы и Пантеры задумал создать коалицию журналов, не презирающих острый сюжет, а, напротив, любящих и публикующих интересные повести и рассказы. Такие повести, которые читаешь махом, не отрываясь от журнала.
Начали пиршество с чая. Разлили его по пиалкам, понемногу, граммов по сорок, и я было подумал, что не чай это. Попробовал осторожно. Оказалось — чай. Выпил — и тут же закусил чем-то вроде карамельки, но на виноградном сахаре, на глюкозе.
Умно! Не водка открывает застолье, а чай. Кофеин стимулирует мыслительные процессы, глюкоза питает маленькие серые клеточки. То, что нужно для игры в шахматы. А что хорошо для шахмат — хорошо и для любых мыслительных процессов. Один английский мастер посчитал, что сто граммов виски снижает силу шахматистов на одну ступень. Гроссмейстер начинает играть в силу мастера. А если триста граммов выпьет — то в силу шахматиста-разрядника. Если вообще сможет играть. Триста граммов виски не каждый английский гроссмейстер одолеет, я имею ввиду — разом, залпом, из кружки Пушкина.
В уголке устроилось инструментальное трио: чанг, рубаб и дойра. Играют тихо и приятно. Если в ресторане оглушительная музыка — значит, будьте осторожны. Громкие звуки притупляют вкусовые рецепторы, медицинский факт. Могут подсунуть несвежее. А тихая музыка, напротив, пробуждает эти рецепторы, tafelmusik на обеде герцога, маркиза или графа — дело обыкновенное.
Пьём чай. Кушаем конфетки. Не спешим. Разговариваем. Разговаривать легко: музыка тихая, а когда говорим мы — все поблизости стихают. Слушают. Уважение выказывают. Мы тоже говорим негромко. То есть Лиса и Пантера с редколлегией журнала говорят. А я помалкиваю. Для Узбекистана диковина, что женщины заправляют литературным журналом, экзотика. Ничего, пусть привыкают. Паша Ангелина, Терешкова, мало ли знаменитых женщин?
Но об этом я не говорил. Об этом я молчал. Смотрел на присутствующих — и молчал. Женщин было мало. Кроме Лисы и Пантеры одна всего. Сидела рядом со мной. С одной стороны она, неизвестная мне женщина лет пятидесяти пяти, по виду узбечка, с другой — Надежда. Честь для меня, да. Большая. Неизвестная женщина время от времени спрашивала о всяких пустяках, не давая совсем уже зачахнуть. Я отвечал максимально собранно: да, студент, да, медик, нет, не писатель, не поэт, да, работаю в журнале, редактор-читатель, есть такая должность. Это? Это ливийский орден, Капитанов Революции. Было дело, там, в Ливии.
