Существует такой малоизвестный факт. Прародитель современного верблюда (также как и лошади) происходит из Северной Америки. По сухопутной перемычке через Берингов пролив он перебрался в Азию. Хотя группы верблюдов и лошадей проделывали такое опасное путешествие за десятилетия, это переселение все-таки гораздо более быстрое, чем понадобилось бы растениям, чтобы перебраться из одной климатической зоны в другую. Маловероятно, чтобы выжили североамериканские растения, случайно перенесенные океанскими течениями с одного материка на другой или чтобы они перенесли многотысячелетнюю миграцию из своей климатической зоны через суровый климат в районе перешейка и до областей в Евразии, где климат похож на привычный. Таким образом, если во время ледникового периода животные могли переправиться через Берингов пролив, то плодоносные растения не могли.
Все изменилось в 1493 году, со вторым путешествием Христофора Колумба, которое перевернуло сельское хозяйство да и всю экономику и Старого, и Нового Света. 17 кораблей Колумба стали иберийским Ноевым ковчегом, перевезя в Новый Свет 1300 колонистов и почти весь европейский набор сельскохозяйственных культур и домашних животных. Эти виды начали распространяться, как пожар. Даже привезенные взамен, из западного полушария «малые» культуры: кабачки, тыква, папайя, гуава, авокадо, ананасы и какао — а также целый ряд плодовых и ореховых деревьев из Европы — очень сильно повлияли на экономику.
Из всех животных и растительных пассажиров второй экспедиции Колумба никто не проявил себя так быстро, как свинья. По своему виду и характеру она гораздо больше походила на сильного быстрого и худого дикого кабана, чем на хрюшку с современной фермы. Зато 20% ее веса составляли белки (для сравнения, у крупного скота только 6%), и эти плодовитые всеядные охотно поедали траву, плоды и коренья Нового Света. Вскоре после прибытия первых американцев в Северной и Южной Америках почти не осталось крупных хищников, серьезные болезни здесь свиньям тоже не грозили. Очень скоро свиньи расплодились в этом раю, сбежали от свинопасов и расселились не только на Эспаньоле (цель экспедиции 1493 года, современный остров Гаити, на котором расположены Республика Гаити и Доминиканская Республика), но и на Кубе, Пуэрто-Рико и множестве мелких Карибских островов. Вскоре испанцы обнаружили, что если на необитаемый, перспективный для заселения остров высаживать пару свиней, то через несколько лет этот остров обеспечивал колонистов свининой. Таким же образом, без человеческого вмешательства разводили не только свиней, но и лошадей, и крупный скот. С этих хорошо обеспеченных баз на Гаити и Кубе испанцы нападали на материковую Америку. Их колонны лошадей карибской породы и служебных собак сопровождали бесчисленные стада свиней, настоящее «копытное интендантство».{15} Эта жуткая конная военная машина, вооруженная ружьями и стальными клинками, истребляла местных обитателей почти безнаказанно.
На протяжении нескольких десятков лет после завоеваний Кортеса и Писарро поголовье крупного скота в Испанской Америке росло так быстро, что удваивалось каждые 15 месяцев. От Мехико до аргентинских пампасов бескрайние просторы Нового Света были черны от пасущихся стад. Один француз с удивлением писал из Мехико: «Здесь повсюду раскинулись бескрайние плоские равнины и повсюду пасется скот».{16}
Немногочисленное местное население съедало очень немного говядины, почти все туши павших животных оставались гнить. С них снимали только самое ценное — шкуру и копыта. К 1800 году одна только Аргентина экспортировала миллион шкур ежегодно.
Изобретение кораблей-рефрижераторов в конце XIX века изменило ситуацию и обеспечило Европу дешевой говядиной. Европейские поставщики мяса остались в убытке. Похожая история произошла и в XX веке, когда Америку затопил поток дешевых азиатских тканей и электроники, разорив местных производителей. Если бы Томас Фридман, колумнист «Нью-Йорк таймс», писал в 1800 году, то он не сумел бы объяснить европейским кожевенникам преимущества «плоского мира» для развития мировой торговли, равно как и европейским скотоводам в 1900 году.
Изобилие часто оборачивается трагедией. Тысячи лет европейцы жили в относительной близости с определенными видами домашних животных и приобрели иммунитет ко многим их болезням. А население Америки оказалось к ним очень чувствительно. Меч и мушкет работали бок о бок с оспой и корью, которые нередко на много сотен миль опережали прибытие белых людей. Один испанец заметил, что «индейцы мрут, как рыба в ведре».{17} Серьезный урон потерпели и местные экосистемы, сменившись однообразными европейскими полями, на которых выращивалось несколько культур, вытеснивших местные виды.
Коренное население сажало, в основном, картофель и кукурузу. Эти две культуры гораздо калорийнее, чем пшеница. Картофель растет на бедных почвах, почти в любых условиях, от уровня моря до высоты в 10 000 футов. Кукуруза более прихотлива, требует хорошей почвы и продолжительного теплого сезона, но может расти в переходном климате, слишком сухом для риса, но слишком влажном для пшеницы. Под эти условия отлично подходят оскудевшие пастбища Южной Европы, от Португалии до Украины. К 1800 году эти территории стали одним из крупнейших в мире зернопроизводящих регионов.
Кукуруза и картофель не только позволили Европе избежать голодной мальтузианской западни. Они прямо стимулировали торговлю. На заре промышленной революции эти культуры обеспечили Европе излишек продуктов для обмена на продукцию мануфактур и освободили часть крестьян для работы на фабриках. В свою очередь, растущие урожаи требовали удобрений, которые поставлялось с островов Латинской Америки и Тихого океана, покрытых птичьим пометом (гуано). А введение в Китае таких культур, как ямс, кукуруза, табак и арахис, позволило новой династии Цин укрепить влияние в XVII-XVIII веках.{18}
