9 мая 1965 года, во время съёмок массовой сцены пуска воды в машинном канале, где были задействованы вертолёт, десятки бульдозеров, несколько танков, сотни строителей канала, крестьян близлежащих колхозов, ко мне подошёл директор фильма Давид Эппель и вручил свежую газету «Туркменская искра». В ней была статья о праздновании в Ашхабаде двадцатой годовщины победы в Великой Отечественной войне. Эппель ткнул пальцем в абзац:
— Читай, это тебя касается.
Я пробежал глазами: «У художника Артыкова в День Победы родилась дочь. Её нарекли Викторией». Меня охватило радостное возбуждение. Директор, поздравив меня, сказал:
— Через час съёмка закончится, садись в вертолёт и лети к своей дочери, но чтобы послезавтра вернулся. Я уже с режиссёром договорился, он дал добро!
В конце зимы, в павильоне киностудии им. Горького, что находится напротив грандиозной групповой скульптуры Веры Игнатьевны Мухиной «Рабочий и колхозница», мы заканчивали съёмку нашего фильма. Обставляли мебелью и реквизитом декорацию «квартира Аннаева», которую я построил в маленьком десятом павильоне, а рядом, в большом, была декорация к фильму «Журналист», её ставил Сергей Апполинариевич Герасимов. Художником этого фильма был Пётр Галаджев. Увидев меня в коридоре, пригласил в павильон посмотреть декорацию «общежитие». В это время устанавливали на штатив камеру. Каково же было моё удивление, когда я увидел Владимира Архангельского, он бросился ко мне, мы обнялись. Володя только успел сказать, что он оператор у Герасимова, как раздался зычный голос администратора:
— Все по местам, подготовится к съёмкам.
В павильон вошёл Сергей Апполинариевич с актрисой Галиной Польских, её слава после фильма «Дикая собака Динго» ещё не утихла.
Вечером, мы всласть наговорились с Архангельским у него дома, угощаясь фирменными блинчиками с селёдочкой, «по-архангельски». Его маму я нежно называл Серафима, она же говорила:
— Как хорошо бы вам вместе, двум Володям, ещё раз поработать на какой-нибудь картине.
Мы смеялись, вспоминая наше кочевое житьё-бытьё в предгорьях Ашхабада (фильм «Сбежала машина») и улицы Одессы (фильм «Скелет Апполона»), истории, весёлые и грустные, порой даже трагические.
На киностудии Туркменфильм упорно ползли слухи: Алты Карлиев собирается ставить художественный фильм о великом поэте и мыслителе XVIII века Махтумкули. И, как всегда в таких случаях, кинематографисты гадали, кого пригласит мастер к участию в создании новой картины. Его нашумевшая кино-эпопея «Решающий шаг» по одноимённому роману классика туркменской литературы Берды Кирбабаева, с успехом прошла по всем кинотеатрам Советского Союза. Герои фильма Артык, актёр Баба Аннанов и героиня Айна, актриса Жанна Смелянская, не сходили с первых полос журналов и газет страны. Успех картины был ошеломляющим. На них, словно из рога изобилия, посыпались почётные звания и награды. Сам режиссёр, уже давно увенчанный званием Народного артиста СССР и медалями лауреата Госпремии СССР, переживал второе рождение. Вновь вспомнили его прежние заслуги, когда он снимался в широко известной картине конца сороковых годов «Далёкая невеста». Он — молодой, красивый, талантливый актёр сыграл главного героя Керима. Картина рассказывала о трогательной фронтовой дружбе, возникшей между Керимом и Захаром, туркменом и русским, братство продолжалась и в мирное время. Картина была снята по всем правилам и законам соцреализма. После просмотра фильма в Кремле, товарищ Сталин произнёс только одну фразу:
— Солнечный фильм!
Судьба фильма была решена! Алты Карлиев стал популярным артистом советского кино.
В середине шестидесятых, теперь уже известный режиссёр Алты Карлиев, пригласил меня художником-постановщиком фильма «Махтумкули». Мне повезло! Это была моя первая работа на историческом материале. Шутка ли! Восемнадцатый век. Центральная Азия. Пришлось перелопатить архивные материалы, прочитать историческую литературу, и прежде всего, поэзию великого Махтумкули. Оператор-постановщик Анатолий Карпухин, композитор Нуры Халмамедов уже работали с Карлиевым на фильме «Решающий шаг». Я же был новичком в постановочной группе.
…Юркий «газик» пылил по разбитым просёлочным дорогам. Рядом с шофёром покачивался на сидении Алты Карлиев, мы с оператором сидели за их спинами. Режиссёр то и дело оборачивался к нам и говорил:
— Волёдия! И ты Анатолия!
Так звучали наши имена из его уст.
— Нет, вы посмотрите, какой пейзаж! А горы… вот красные, вот чёрные, словно смоль, а та, дальняя гряда — синяя. Сними — не поверят, скажут, художники раскрасили!
Затем он просил шофёра остановить машину и первым устремлялся на высокий холм. Мы карабкались следом, ловя себя на том, что режиссёр, в свои шестьдесят, легче нас справляется с вершинами.
Выбору натуры для съёмок фильма «Махтумкули» Алты Карлиев уделял большое внимание. Он считал, что настроение кадру придаёт пейзаж, помогающий зрителю поверить в происходящее.
— Актёр должен вписаться в пейзаж.
Так любил говорить один из любимейших актёров и режиссёров Туркмении. В поисках натуры и прошли мои первые дни совместной работы с Алты Карлиевым. Потянулись дни создания режиссёрского сценария. Каждое утро режиссёр, оператор, художник и редактор фильма, Фрида Таирова собирались в одной из комнат киностудии, а иногда в кабинете Алты Карлиева, он в то время был министром кинематографии республики. В жарких спорах кадр за кадром, «складывали» будущий фильм — пока на бумаге. Я, по ходу, рисовал экспликацию.
В Карлиеве меня всегда поражало его глубокое знание родной земли, быта и фольклора своего народа. Не всегда мои рисунки совпадали с замыслом режиссёра или оператора. Тогда начинался жаркий спор, каждый отстаивал свою правоту, но в конце всё заканчивалось компромиссом. Иногда режиссёр хватал карандаш и пытался вносить свои поправки в мои рисунки, что вызывало улыбки оператора и редактора. Он убедительно умел читать сценарий, проигрывая его в лицах. Велика была сила его перевоплощения. Он один играл за всех: тут и добродушный старик Мерген, и мудрый Махтумкули, и даже хитрый Черкез-хан.
Выросший в тедженском ауле, Алты Карлиев безупречно знал весь народный уклад, детали быта. Он по всем правилам и со знанием дела седлал коней, вьючил верблюдов, учил актёров, как должен сидеть джигит в седле.
Помню и такой случай: на Каспии разыгрался шторм, ветер крепчал с каждой минутой. Вдруг, на глазах у съёмочной группы, начала падать пятнадцатиметровая мачта «корабля». Режиссёр первым бросился спасать мою декорацию, увлекая за собой остальных членов съёмочной группы. По грудь в ледяной воде, вцепившись в крепёжные канаты, люди противостояли стихии. Они знали, что если декорацию разрушит штормовая волна, на восстановление её понадобятся недели. Ещё усилие, и мачта намертво закреплена. Все облегчённо вздохнули…
Но съёмка остановилась — небо затянуло тучами. Режиссёр стал похож на человека, у которого отняли всё, и понял я, что значит для художника вынужденный простой, понял, когда увидел осунувшееся, посеревшее лицо Алты-ага. Прошло несколько мучительных дней ожидания. И вот снова яркое солнце осветило побережье, море засверкало мириадами солнечных бликов. Ветер разогнал тучи, и на фоне лазурного неба заметались с радостными криками чайки.
Режиссёр, сияющий, помолодевший, с жаром принялся за работу.
На побережье Каспийского моря, в районе посёлка Джанга, по моему эскизу, была построена декорация старинного рыбацкого аула. Домики на сваях, кочевые кибитки, тандыры, для выпечки чурека, рядом связки сухого саксаула, загоны для скота, торчащие из песка вёсла с натянутыми для просушки рыбацкими сетями, сверкающими на солнце рыбьей чешуёй, гирлянды вяленой рыбы, висящие между свай домов, чёрно-смоляные рыбацкие остроносые лодки — таймуны на фоне ослепительно белого песка. И над всем этим возвышается сторожевая башня из почерневших от времени и морского бриза брёвен.
