Если так оно и было, то как Логайн, находясь на другом конце ее уз, мог принимать ее фальшивую улыбку за чистую монету? Габрелле уже подступалась к этому вопросу, хотя ни разу и близко не подошла к тому, чтобы распутать этот клубок. Он слишком многое знал о Тувин. Достаточно знать цвет ее Айя. Тем не менее Габрелле ощущала в нем столь же мало подозрительности, когда он глядел на Красную Сестру, как и при взгляде на нее саму. Едва ли Логайн был совершенно свободен от всех подозрений; казалось, он был недоверчив ко всем. Но все-таки меньше — к любой сестре, чем к какому-нибудь Аша'ману. Впрочем, и в этом нет никакого смысла.
Он — не дурак, напомнила девушка себе. Тогда почему? И почему тогда — Тувин? Что она-то замышляет?
Внезапно Тувин обратила свою лучезарную улыбку к ней и заговорила так, словно Габрелле по меньшей мере один из этих вопросов произнесла вслух.
— Когда ты рядом, — сказала она еле слышно, на выдохе, — он едва помнит обо мне. Ты, сестра, его самого пленила.
Застигнутая врасплох, Габрелле невольно вспыхнула. Тувин никогда сама не заводила разговора, и было бы крайним преуменьшением сказать, что она не одобряет поведения Габрелле в отношениях с Логайном. Обольстить Логайна представлялось наиболее очевидным способом подобраться к тому, чтобы узнать его планы, определить его слабости. В конце концов, пусть лучше он и Аша'ман, но она-то задолго до его рождения была Айз Седай, и вряд ли ее назовешь совершенно невинной, когда дело доходит до мужчин. Логайн, когда понял, что она делает, был настолько изумлен, что Габрелле чуть было не подумала о нем как о невинном. И, похоже, сглупила. Как выяснилось, игра в доманийку таила в себе множество сюрпризов и несколько ловушек. Хуже того — там скрывался капкан, о котором она не могла поведать никому. Нечто такое, что — этого она очень боялась — знает и Тувин, пусть хотя бы и частично. Но, значит, всякая сестра, последовавшая за нею, тоже должна знать об этом, и Габрелле полагала, что так оно и есть. Никто ни словом не обмолвился об этой проблеме, и, разумеется, никто, скорее всего, ничего и не скажет. Хотя Логайн и маскировал узы тем грубым способом, который, по убеждению Габрелле, все равно позволял ей все обнаруживать, как бы хорошо тот ни прятал свои чувства, но иногда, когда они делили ложе, он позволял маскировке соскользнуть. Говоря без преувеличений, результаты были… потрясающи. В те моменты не было ни спокойной сдержанности, ни хладнокровия исследователя. Вообще камня на камне не оставалось от здравомыслия.
Габрелле поспешила вызвать перед своим мысленным взором заснеженный ландшафт и сосредоточила на нем свой разум. Деревья и валуны и ровный покров белого снега. Ровный, холодный снег.
Логайн не оглянулся на нее; он ни жестом, ни заметным движением, совсем ничем не показал этого, но узы сказали ей, что ему известно о ее секундной потере самоконтроля. Да этот мужчина до краев наполнен самодовольством. И удовольствием! Габрелле оставалось лишь сдерживать себя, чтобы не взорваться от возмущения. Но он-то ждет, что она станет кипятиться, чтоб ему сгореть! Он же должен знать, что она ощущает через узы. Однако если дать волю гневу, то это только наполнит его радостью! И он даже не старался этого скрывать!
Как заметила Габрелле, на лице Тувин играла легкая, довольная улыбка, но на раздумья времени у нее не осталось.
Утром они были предоставлены сами себе, но сейчас между деревьев появился еще один всадник. Мужчина без плаща, заметив троицу, резко повернул коня в их сторону и ударил животное каблуками в бока, погнав его, несмотря на снег, вперед. Логайн, воплощенное спокойствие, натянул поводья, поджидая всадника, и Габрелле, остановив свою лошадь рядом с ним, одеревенела. Чувства, которые накатывали на нее, изменились. Теперь они превратились в напряженную настороженность волка, ожидающего ловушки. Габрелле не удивилась бы, увидев его руки в боевых перчатках лежащими на эфесе меча, а не сложенными спокойно на высокой передней луке седла.
Вновь прибывший не уступал ростом Логайну, золотистые кудри спадали на широкие плечи, на лице сияла обворожительная улыбка. Габрелле заподозрила, что незнакомец вполне отдавал себе отчет в своей обаятельности. Вряд ли он этого не знал — он был, что называется, красавчик, намного красивее Логайна. Горнило жизни закалило Логайна, заострив грани и ожесточив его лицо. А этот молодой мужчина был весь гладенький и чересчур хорошенький. Тем не менее на вороте его куртки красовались эмблемы Дракона и Меча. Он окинул двух сестер взглядом ярких синих глаз.
— Логайн, ты с ними обеими спишь? — произнес он низким голосом. — По мне, так у пухленькой вид более трезвомыслящий, зато другая кажется весьма пылкой.
Тувин сердито зашипела, а Габрелле стиснула челюсти. Вообще-то, тайны она ни из чего не делала — она же не кайриэнка какая-нибудь, чтобы всячески скрывать от людей то, за что ее могли упрекнуть открыто. Однако это вовсе не означает, что она согласна стать предметом досужих разговоров и непристойных шуточек. Хуже всего, он говорил с таким видом, будто они были гулящими девками из таверны!
— Чтоб я такого больше не слышал, Мишраиль, — негромко промолвил Логайн, и Габрелле ощутила, как узы снова изменились. Теперь они были холодны; холодны так, что даже снег казался теплее. Холодны так, что могила — и та казалась теплее. Ей доводилось прежде слыхать это имя — Атал Мишраиль, и она чувствовала недоверие Логайна, когда тот произносил его, — определенно большее недоверие, чем он испытывал к ней или Тувин, — но от этого ощущения веяло убийством. Просто смехотворно. Мужчина держит ее в плену, однако готов прибегнуть к насилию, чтобы защитить ее репутацию? Какая-то часть ее существа хотела рассмеяться, но Габрелле припрятала эту информацию на будущее. Пригодится всякая крупица знаний.
Молодой и бровью не повел, услышав угрозу. Улыбка его даже не дрогнула.
— М'хаель говорит, что ты, если хочешь, можешь идти. Непонятно, почему тебе взбрело в голову отправиться набирать новичков.
— Кто-то же должен это делать, — отозвался Логайн ровным голосом.
Габрелле с Тувин обменялись озадаченными взглядами. С чего бы это Логайну захотелось отправиться на вербовку? Они не раз видели, как возвращались после вылазок за новобранцами отряды Аша'манов, и вид после перемещений на дальние расстояния они имели очень измученный, и вдобавок они обычно были грязные и злые. Кажется, мужчины, агитирующие за Дракона Возрожденного, не всегда встречали теплый прием, особенно потом, когда люди узнавали, что им на самом деле надобно. И почему они с Тувин услышали об этом только сейчас? Габрелле готова была поклясться, что, деля с ней постель, Логайн рассказывал ей обо всем.
Мишраиль пожал плечами:
— Для такой работы хватает Посвященных и солдат. Конечно, думаю, тебе прискучило следить за обучением. Учить оболтусов красться по лесу и лазать по скалам, как будто они не в состоянии и нити Силы направить. Да любая захудалая деревенька и то покажется получше. — Вдруг его улыбка превратилась в ухмылку — самодовольную, надменную и вовсе не обаятельную. — Может, если ты попросишь М'хаеля, он разрешит тебе заниматься вместе с его учениками во дворце? Тогда бы ты не скучал.
