Темный глаз императора смотрел на меня. И хотя он едва мог перемешаться в глазнице, у меня все равно возникло ощущение, что этот взгляд выражает сосредоточенность и внимание.
— Так ты полагаешь, что кто-то пытается мне что-то сказать? То есть они могли убить меня, но решили этого не делать?
— He знаю. Несомненно, предпринятые мною меры предотвратят вторую попытку подобного рода. Но и они об этом будут знать. Тогда зачем было все это затевать? – Я помолчал, прежде чем добавить: – Боюсь, это еще не все.
— Говори.
— Хотя пуля оказалась пустотелой, она не была совершенно пустой. В стеклянной части кое-что находилось – несколько зернышек красноватого песка или пыли. Хирурги извлекли почти все из тела марионетки и заверили: несколько оставшихся крупинок, попавших в пруд, не причинят никакого вреда кои. Я отдал крупинки на анализ, и они оказались абсолютно нейтральными. Состоят в основном из оксида железа, кремния и серы. Честно говоря, не представляю, что из этого следует. Они сходны с веществами, которые можно найти на поверхности засушливой планеты земного типа – с разреженной атмосферой, почти без погоды или лишенной жизни. Проблема в том, что под такое описание попадают десятки миллионов планет.
— А в пределах Выступа?
— Меньше, но все равно слишком много, чтобы начинать поиски.
— Я отвел руку с копией пули. – Тем не менее это наши единственные ниточки к убийце. С вашего позволения, я хотел бы покинуть Столичный Нексус и продолжить расследование.
Император обдумывал мои слова несколько секунд:
— Ты предполагаешь направиться в Выступ?
— Если честно, альтернативы я не вижу. Сидя в офисе, я могу сделать очень немногое. Лучше отправиться на прогулку. – Эта фраза, непрошеной возникшая у меня в голове, немного меня встревожила. Откуда она взялась? – Я хотел сказать, господин, что на месте я смогу работать более эффективно.
— Я это ценю. Но я ценю и то, что ты невероятно важен для меня
— и не только как друг, но и как мой ближайший и самый доверенный советник. Я очень привык к тому, что ты всегда рядом, в стенах Великого Дома. И зная, что ты неподалеку, я могу спокойно спать.
— Я буду от вас всего в нескольких гиперпространственных прыжках, господин.
— Разрешение я, конечно, даю – разве я тебе когда-нибудь отказывал? Но береги себя, Меркурио. Даже думать не хочу о том, как стану обходиться без тебя.
— Сделаю все, что в моих силах, господин. – Я помолчал. – Мне надо еше кое о чем вас спросить, господин. Что делать с Вратсой?
— А что ты про него скажешь?
— Мы подвергли его мягкому допросу. Он ни в чем нам не признался, но я не исполню свои обязанности должным образом, если не
а скажу, что мы можем применить и другие методы – просто убедиться, что он от нас ничего не скрывает.
— Если честно, каково твое мнение?
— Думаю, он совершенно невиновен, господин – он лишь действовал по сценарию, который для него кто-то написал лет тридцать пять или более назад. О причинах своих поступков – и о том, кто за ними стоит, – он знает не больше, чем та пуля. Но если вы полагаете, что можно будет чего-то добиться, если…
— Если подвергнуть его пыткам ради очень слабой вероятности, что он сможет нам о чем-то рассказать? – По его тону было ясно, что он об этом думает.
— Я и не предполагал, что вы такое одобрите, господин. Насколько я могу судить, пользы от этого будет примерно столько же, сколько от наказания щенка за то, что тот натворил позавчера.
— Большую часть последнего тысячелетия я потратил на внедрение гуманных принципов в более варварских уголках моей империи. И самое малое, что я могу сделать, так это жить, соблюдая собственные моральные стандарты, разве не так? – Вопрос был риторическим: господин не дал мне времени ответить. – Выведи Вратсу из Великого Дома – он и сейчас является угрозой для безопасности, хотя и не знает, почему сделал то, что сделал. Но я не желаю, чтоб его сажали под замок или наказывали. Найди ему какую-нибудь работу во внешних садах. Пусть присматривает за рыбами. И если кто тронет хотя бы волосок на его голове…
— Не тронет, господин, пока здесь распоряжаюсь я.
— Очень хорошо, Меркурио. Я рад, что мы смотрим на веши одинаково.
Я покинул Великий Дом через день, как только убедился, что предпринял все необходимые меры для обеспечения безопасности императора в мое отсутствие. От опоясанного лунами сердца Столичного Нексуса через гиперпространство к Корональным государствам и далее, к нечеткому периметру Лакванского Выступа – шестьдесят тысяч световых лет всего за несколько дней. Пересаживаясь с корабля на корабль, я неизбежно привлекал к себе внимание. Поскольку мне требовались полномочия Великого Дома, чтобы проводить расследование в Выступе, путешествовать инкогнито не представлялось никакой возможности. Поэтому я облачился в полные имперские регалии и приложил все усилия, чтобы важность моей миссии была осознана.
Но сколько дополнительного внимания я бы привлек, если бы они поняли, кто я на самом деле?
Выгляжу я как человек, но фактически я робот. Моя плотская оболочка имеет толщину всего два-три сантиметра. А под этой живой наружностью таится прочная броня разумной машины.
Императору это, разумеется, известно, равно как и горстке его ближайших советников. Но для большинства случайных наблюдателей и даже для людей, которые большую часть жизни провели в Великом Доме, я всего лишь еше один человек, эксперт по безопасности, хотя и странным образом приближенный к императору. А тот факт, что я служу ему уже десятки тысяч лет – один из наиболее строго охраняемых секретов Блистательного Содружества.
Я редкость. Никого не удивишь роботом, но я нечто большее. Я настоящая мыслящая машина. Считается, что подобных мне существует меньше миллиона – немного, если принять во внимание миллиард миров Содружества и бесчисленное количество обитателей его планет и лун.
Существуют две точки зрения насчет нашего происхождения. За тридцать две тысячи лет своего существования империя прошла через несколько исторических катаклизмов. Сторонники первой точки зрения – алхимики – утверждают, что средства для нашего изготовления, некие критически важные знания по кибернетике и программированию, были в ранние времена открыты, а затем утрачены. Поэтому все существующие разумные машины датируются тем периодом.
Сторонники второй – аккреционисты – придерживаются иного мнения. Они заявляют, что разумность для роботов есть свойство производное, нечто такое, что могло развиться лишь при наличии достаточных ресурсов времени и сложности. И они доказывают, что уцелевшие роботы стали такими, какие мы есть, постепенно, за счет медленного усложнения более простых машин. По их мнению, почти любая машина может стать разумным роботом, если ей дать возможность эволюционировать и улучшать себя.
