Хорошо, — сказала я, пытаясь стряхнуть с себя ужас, который нагнало на меня обсуждение Прайдери, — Так ты думаешь, моя идея сработает?

Да, твое пожелание превратить замок Стражи в действующую школу для подготовки воинов нашло отклик у новых тамошних обитателей, — улыбнулся он.

Бдительность и муштра всегда отлично сочетаются.

Можно быть уверенным, что замок Стражи больше не подведет Партолону, — серьезно сказал муж.

Ты ведь не думаешь, что уцелевшие фоморианцы снова на нас нападут?

Я говорила о злобных кровососущих тварях, место которым в аду, и содрогнулась при одной мысли о том, что они могут вернуться по горной тропе, охраняемой замком Стражи.

Полагаю, что оспа и потери в битве уничтожили почти все это племя, но мы должны быть готовы к их возрождению.

Ты считаешь, что они увели с собой через горы беременных женщин?

— Молюсь, чтобы это было не так.

Такой ответ не показался мне положительным.

Значит, будем оставаться в боевой готовности и не зевать.

Да, — согласился он.

Договорились, — Я зевнула, а Клан-Финтан навострил уши, хотя и не буквально.

Когда тело велит тебе отдохнуть, надо так и делать, — сказал будущий папочка.

Спорить не стану, но только в виде исключения.

Я поднялась и потянулась как кошка. Пусть мы обсуждали отвратительного бога тьмы, но теплый бульон и травяной чай, а также сознание того, что я не подхватила смертельную болезнь, сделали свое дело. Я почувствовала, что готова к долгому ночному отдыху. Да, чуть не забыла упомянуть чудесный оргазм.

Возможно, нежелание спорить со мной будет приятным побочным эффектом твоей беременности, — С этими словами он подвел меня к нашей постели.

Я бы на это не рассчитывала, — парировала я и зевнула еще раз.

Он подогнул ноги, устроился на матрасе, потом я уютно примостилась рядом. Со стороны могло бы показаться, что наполовину конь, наполовину мужчина и человеческая женщина не пара. На самом же деле мы прекрасно подходили друг другу. В какой бы позе я ни лежала, его рука неизменно находила мой затылок или изгиб ноги и начинала нежно проводить круги по моей коже. Эта теплая ласка действовала как снотворное. Мне нравилось, что его прикосновение навевало на меня сон.

Я успела закрыть глаза, когда голос кентавра прервал мои затуманенные мысли:

— Меня удивило, что ты не воспользовалась магическим сном, чтобы навестить меня, — Он помолчал, после чего добавил: — Может быть, ты все-таки приходила, а я не почувствовал твоего присутствия?

Нет, — ответила я, мигом проснувшись от его вопроса. — После твоей битвы с Нуадой я ни разу не погружалась в магический сон.

В ответ муж лишь коротко хмыкнул и ничего не сказал. Я знала, что мы оба вспоминали ту ужасную последнюю битву с предводителем фоморианцев, когда тот чуть не убил Клан-Финтана. Тогда я потеряла сознание от удара, и Богиня вызволила мою душу из тела, чтобы я могла отвлечь Нуаду. Клан-Финтан убил тварь. У фоморианцев началась паника, и битва закончилась нашей победой. До того случая Эпона не раз пользовалась моими снами. Она вызволяла мое сознание из тела и отправляла его в путешествия, во время которых я шпионила за нашими врагами и подначивала их, заставляя попадать в наши ловушки.

Однако с тех пор, как фоморианцы были побеждены, Эпона ни разу не призывала меня совершать ночные полеты. Я попыталась было самостоятельно отправиться во сне вслед за Клан-Финтаном, но безуспешно. Даже тихого голоса Богини, к которому, как ни странно, успела привыкнуть, я больше не слышала до сегодняшнего дня, когда она прошептала у меня в голове: «Ты не играешь роль, Возлюбленная». Только вновь услышав этот голос, я осознала, как тревожило меня ее молчание.

Я пыталась послать мою душу повидаться с тобой, но ничего не вышло. Я просила Эпону позволить мне увидеть тебя. А ведь раньше все происходило легко. Я так часто путешествовала во сне, что даже устала от этого.

— Да, помню. — Я почувствовала, как он кивнул.

А еще она перестала со мной говорить, — тоненьким голоском призналась я.

Рия, Богиня не покинет тебя. Ты должна верить.

Клан-Финтан, я ведь, по сути, ничего не знаю про все эти дела, которыми занимается Избранная Богини. Ты ведь не забыл, что я не Рианнон.

Не забыл и ежедневно благодарю Богиню за то, что ты — это не она, — решительно заявил муж.

Правда заключалась в том, что настоящая Рианнон ни у кого не пользовалась любовью. Ладно, скажу точнее. Те, кто знал Рианнон, терпеть ее не могли, что поначалу служило постоянным источником моего раздражения. Не говоря уже о том, что меня сбивало с толку сходство с особой, совершенно не похожей на меня.

Иногда я задаю себе вопрос: а не придумала ли она, что предназначена на роль Избранной Эпоны.

Неужели ты так низко ее ставишь? — Мой кентавр не сердился, просто спрашивал.

Нет, — не задумываясь ответила я, — Ее присутствие и всесильность никогда не вызывали у меня сомнений.

Тогда выходит, что ты так низко ставишь себя.

На это я ничего не могла ответить. Я всегда считала

себя сильной женщиной с отличной самооценкой и здоровой долей эгоизма. Но, наверное, мой муж был прав. Видимо, мне следовало найти слабину в себе, а не сомневаться в Эпоне.

Может быть, именно поэтому мы с Рианнон такие разные? Я знала, что сомнения в самой себе могут разрушить жизнь, но разве умеренная рефлексия не полезна? Не стала ли Рианнон такой капризной и властной из-за излишней самоуверенности? Прибавьте к этому возможности, которые дарует положение Возлюбленной Эпоны, и вот вам результат. Как Юлий Цезарь у Шекспира, она превратилась в «змеиное яйцо, что вылупит, созрев, такое ж зло». Так не совершила ли Эпона то, что задумал Брут? Вдруг поменяв меня с Рианнон местами, она разбила скорлупу, прежде чем вылупившееся зло уничтожит Партолону?

Или я просто позволила бесполезным знаниям по литературе, засоряющим мозг преподавателя английского, свести меня с ума?

Теперь отдохни. — Его рука снова принялась за гипнотические ласки, и знакомое прикосновение помогло мне успокоить разбушевавшиеся мысли. — Богиня ответит на все твои сомнения.

Я люблю тебя, — пробормотала я, устало прикрыла веки и мягко провалилась в глубокий сон.

Я грызла черный шоколад, развалившись на мягком фиолетовом диване посреди поля с колышущейся пшеницей. На другом конце дивана сидел Шон Коннери, одетый в смокинг, как в ту пору, когда он играл 007. Мои ноги лежали у него на коленях. Одной сильной твердой рукой Шон эротически растирал по кругу внутренний свод моей стопы, во второй же держал открытую книгу поэзии под заглавием «Почему я люблю тебя». Он читал стихи, отличаясь своим притягательным шотландским акцентом, и все время бросал на меня взгляды, полные неприкрытого обожания.

Тут какая-то сила неожиданно вырвала меня из этого потрясающего сновидения и протащила сквозь потолок храма Эпоны.

Ой-ой-ой! Меня тошнит! — завопила я глухо, как призрак, хватая ртом ночной воздух.

Восторг, который я испытала от сознания того, что Богиня снова направляла мой дух, боролся с революцией, начавшейся в моем животе. Я зависла над серединой храма и оставалась неподвижной, пока соображала, где нахожусь, и привыкала к магическому сну, который на самом деле был вовсе не сном, а путешествием моей души и потому — чистым волшебством.

Когда голова перестала кружиться, я сумела расслабиться и насладиться невероятным видом. Луна оказалась почти круглой. Ее прозрачный серебряный свет падал на стены храма, отчего они переливались каким-то особым внутренним свечением, присущим только мрамору.