— И все-таки, — хмуро проговорила Андреа, — я ничего плохого не сделала. Просто пообщалась с девочкой.
Посол упрямо не смотрела на нее.
— Здесь твое присутствие понадобилось только для того, чтобы на долгожданном документе появилась печать. Ты подтвердишь уже изъявленное Фарром согласие, проверишь условия его будущего содержания и санкционируешь окончательную передачу. Все прочее, включая болтовню с туземной ребятней, к твоей прямой задаче не относится.
— А торчать на бесполезных приемах — это моя прямая задача? И получать головомойки за то, что ко мне обратился ребенок, а я повела себя самым естественным образом? Полагаю, что мои обязанности все-таки лежат в иной плоскости. Сдается, проблема не в том, что я сделала. Вопрос в том, кто я вообще такая.
В первый раз за весь разговор Вальсик встретилась с ней взглядом.
— Советник, да у тебя самая настоящая мания преследования.
— Обычное дело для того, кого преследуют всю жизнь.
Посол выпрямила спину, но взгляд не дрогнул, не потеплел ничуть.
— Отчасти по этой причине я сообщила в Новый Лондон, что считаю тебя абсолютно непригодной для данной задачи.
Такая запоздалая честность, пожалуй, пришлась Андреа по душе. Кто другой на месте посла ударился бы в риторику, блуждая вокруг да около темы и уделяя ей лишь косвенное внимание — так небесное тело, двигаясь по эллиптической орбите вокруг невидимого массивного объекта, самой своей траекторией подтверждает факт его существования.
Ну, раз пошел разговор без обиняков…
— Вы и в самом деле считаете, что я не способна поставить какую-то паршивую печать?
— Ну, для этого-то ты более чем профпригодна. Тебя ждет прекрасное будущее, если сумеешь как-нибудь совладать со всеобщим предубеждением. Вот только сейчас мы находимся в крайне щекотливой ситуации, и честное слово, я не верю, что твоим выдающимся способностям найдется достойное применение здесь. Ума не приложу, почему дипкорпус выбрал именно тебя. Будто мало других юристов, куда более опытных. Наверное, выбор пал на твою особу только по причине дрянной биографии.
Андреа напряглась.
— А как вы получили должность посла? Тоже анкета не идеальная?
— Давай без фантазий. Я с тобой говорю откровенно и не унизить хочу, а предупредить. Тот гнус, чьи интересы ты защищаешь, здесь находится только потому, что зиннам захотелось держать у себя в клетке образчик человеческого зла, и они готовы платить невообразимую цену. Учитывая твое прошлое — а в других обстоятельствах я бы очень хотела, чтобы оно и осталось прошлым, — следует задуматься, не присовокупило ли наше начальство тебя в качестве дополнительного приза.
Андреа вгляделась в воинственные черты посла, выискивая признаки двуличия, но ничего такого не нашла.
— И я должна поверить, будто вы пытаетесь меня уберечь?
— Да верь ты во что хочешь, мне на это наплевать. Просто здесь твоя репутация — твой враг.
— К сожалению, — взяла Андреа ледяной тон, — куда бы я ни направилась, репутация всегда со мной. Начну из-за нее прятаться от проблем — не смогу по утрам вставать с койки.
Вальсик смотрела на нее несколько секунд и при этом барабанила по столу. Дробь повторилась несколько раз и закончилась особенно громко.
— А вот скажи, Андреа, почему ты по утрам встаешь с койки? Уж точно не ради удовольствия пообщаться с другими людьми.
— Потому что работать нужно. И никакому риску я свою работу не подвергаю.
Вальсик помолчала, отстукивая.
— Тебе еще надо многому научиться. Например, профессиональной беспристрастности… Ладно, сама все поймешь, когда припрет. Мы закончили.
Очень хотелось оставить за собой последнее слово, но любой из полудюжины вариантов завершения разговора показался вдруг неуместным. И вообще, зачем напрашиваться на неприятности? Это никак не поможет Андреа, заблудившейся на минном поле, имя которому — общение с себе подобными. И бродить ей по этому полю, наверное, до конца дней.
Выдержав паузу, она резко кивнула, и это могло означать что угодно.
В ответ Андреа получила ненавистный сочувственный кивок, но приняла его молча, поскольку он означал также разрешение удалиться.
Прежде чем инспектировать жилище, построенное зиннами для своего нового приобретения, советнику Корт не помешало бы выспаться. Но сон никак не шел, ее разбирало беспокойство. И не только совесть дипломата, каким-то непонятным для него образом поставившего под угрозу важнейшее торговое соглашение, была тому причиной.
Устав бороться с бессоницей, она без всякой на то необходимости пошла взглянуть на заключенного.
Уже не один десяток лет стоит в Чистом Доме здание посольства Конфедерации. Его строительство началось после того, как дипкорпус вступил в переговоры с зиннами насчет запрещенных к продаже технологий, но до того, как местные проявили загадочный интерес к кровожадным представителям человеческого рода. Вот и пришлось оборудовать тюрьму для одинокого узника, переделав для этого типовой посольский бальный зал. Оттуда убрали всю мебель, все декорации. Для Фарра отвели узкую полосу пола у стены напротив входа, разместив там, помимо койки, душевую кабинку, умывальник и унитаз. Необходимый минимум жизненного пространства имел четкие границы, отмеченные красными линиями. Остальная часть этой половины огромного зала служила прогулочной территорией — по ней, совершенно пустой, арестант мог день-деньской нарезать круги. Но ему не дозволялось переступать за черную линию, что пересекала танцпол ровно посередке. Хоть шажок дальше — и в мозгу свирепо ужалит наноимплантат. Еще одна черта на десять шагов ближе к выходу сулила мгновенную потерю сознания.
Редкий заключенный удостаивался столь совершенной охраны. Но даже такие меры не сделали узника безобидным. Куда там! Всякий страж ненавидел Фарра до зубовного скрежета и мечтал о привилегии быть палачом на его казни. Здесь, как и в безвестной тюрьме на безвестной планете, где прежде Фарр тянул срок, он всеми доступными способами давал понять: любое примиренчество с режимом содержания для него равнозначно позорной капитуляции. И один из этих способов — меткое швыряние экскрементами.
