Тоскливо заныло сердце: ушли, все ушли — и свои и чехи! Конечно, он провинился — небрежно упаковал парашют. Да и с запасным подвел командира. Вообще это, конечно, ЧП. Но бросить из-за этого человека на произвол судьбы!.. Нет, нет, майор Локтев не мог этого сделать. Здесь что-то не так…

Воображение Кожина стало рисовать картины одну ужаснее другой. Он представлял себе, как десант напоролся на засаду немцев и был частью истреблен, частью захвачен в плен; как в ночном лесу в зареве костров разыгралась короткая кровопролитная схватка, которой он, Кожин, не слышал лишь потому, что лежал в лесной чаще без сознания. Да, да, произошло непременно что-то ужасное и непредвиденное. Иначе ничем невозможно объяснить, что товарищи его бросили, не стали искать ни его, ни рацию и ушли… Что же делать? Прежде всего — освободиться от парашюта!

Кожин осторожно расстегнул пряжки на груди. Но когда попробовал перевернуться на спину, прежняя огненная боль сотрясла его тело. Он громко застонал и мгновенно покрылся испариной. Отдышавшись, подумал:

“Если сломан позвоночник, то выход один: пулю в висок, и конец. А может, только ребра?.. Хорошо, если бы только ребра…”

В этот момент где-то рядом явственно послышался шорох. Словно чья-то рука раздвигала колючие ветки густой еловой поросли. Что такое? Зверь? Враги?.. В любом случае — опасность! Собрав все силы, Кожин приподнялся на руках и сел, прислонившись спиной к шершавому стволу. Эта операция была мучительна до слез, но, выполнив ее, он почувствовал удовлетворение: убедился, что позвоночник цел.

Сумка с парашютом осталась на виду. Ну и черт с ней! Пусть лежит! Спрятать ее все равно нет ни сил, ни времени. Да это теперь и неважно.

Вытащив из-за пазухи пистолет, подвешенный на ремешке под мышкой, Кожин отвел предохранитель и напряженно всмотрелся в чащу. Зловещий шелест повторился ближе. А тут боль в спине и груди снова окатила огненной волной. Только не потерять сознание!.. Только бы не даться живым!.. Это теперь самое главное!..

Кожин поднял пистолет. Теперь он отчетливо слышал чьи-то осторожные шаги. Кто-то пробирался к нему через заросли молодняка. Кто? Свои или враги? Кожин приготовился встретиться лицом к лицу с любой неожиданностью.

Шаги затихли на краю чащи. Отчетливо доносилось чье-то прерывистое дыхание. Кто там затаился? Почему не выходит? Или видит поднятый пистолет и не знает, как поступить?..

— Эй, выходи! Выходи, а то стрелять буду! — крикнул Кожин по-чешски (перед вылетом в Чехословакию его полгода обучали языку).

В ответ послышался шепот и сдавленный женский возглас.

У Кожина отлегло от сердца: если женщина, значит, не немцы.

Он опустил пистолет и повторил уже более миролюбиво:

— Выходите, не бойтесь!

Зеленые ветки качнулись, и на поляну вышли мужчина невысокого роста в шляпе, стройная девушка в платке и мальчуган в берете. У мужчины и девушки были в руках лукошки.

6

Доктор Коринта вплотную подошел к Кожину, склонился над ним, несколько мгновений всматривался в его исцарапанное, в страшных кровоподтеках лицо. Покачал головой, раздельно произнес:

— Я врач…

— Что? Врач? Какой врач?..

— Да, я врач. Самый обыкновенный. А вы — советский парашютист, партизан. Вы очень сильно разбились. Я вижу, вы нуждаетесь в помощи, и я помогу вам.

Это было как чудо из волшебной детской сказки. У Кожина даже закружилась голова и все поплыло перед глазами, настолько ситуация показалась ему нереальной. Но он тут же взял себя в руки. Нельзя распускаться, нельзя! Он солдат! Солдат, заброшенный в тыл врага. Это не сказка, а грозная действительность, которую не одолеть без жестокой борьбы…

Кожин вздохнул и облизнул пересохшие губы.

— Врач… — проговорил он через силу, пронзительно всматриваясь в добродушное усатое лицо доктора Коринты. — Врач… Но как вы сюда попали? В такую глушь!.. Ведь до города Б. более пятнадцати километров!..

Коринта покачал головой.

— Вы ошибаетесь, друг мой. До города Б. отсюда не пятнадцать, а целых сорок километров. Мы пришли не из Б., а из К-ова. Это полчаса ходьбы.

— Из К-ова?.. Не слышал… Странно… Но почему так далеко до Б.?.. Впрочем, я не это хотел спросить… Вооруженных людей вы тут, в лесу, не встречали?

— Вы имеете в виду партизан?

— Да, да, партизан!

— Нет, не встречал. Да в этом лесу и не может быть никаких партизан. Это лес небольшой, открытый, окруженный полями и деревнями… Но зачем вам это теперь? Разберетесь потом. Ведь вам плохо, очень плохо!..

— Ладно, доктор… Я вам верю… Скажите еще вот что. В этом К-ове есть немцы?

— Есть. Рота автоматчиков.

— Это скверно… Куда же вы меня денете?

— Не волнуйтесь. Место найдем надежное.

— Ну что ж, спасибо, — Кожин чувствовал, что его одолевает страшная слабость.

Коринта ему виделся, как сквозь толстый слой воды.

Доктор осторожно взял раненого за руку. Тот глухо застонал.

— Где больно?

— Грудь… Спина… — через силу прошептал Кожин, и в следующий миг сознание вновь покинуло его. Голова опустилась на грудь, пистолет выпал из ослабевших пальцев.

Коринта выпрямился и подозвал своих спутников, которые все это время боязливо жались в стороне.

— Ивета, Владик, ко мне!

Брат с сестрой подбежали. Коринта положил им руки на плечи и тоном, не допускающим возражений, произнес:

— Мы должны спасти этого человека. Вы, Ивета, отправитесь в город, ко мне на квартиру, и возьмете там все необходимое. Вы знаете, что нужно. Вот ключи. Ты, Владик, беги в сторожку лесника Влаха и приведи его сюда. Ничего ему не объясняй. Скажи просто, что я повредил себе ногу и прошу помощи. Туда же, в сторожку Влаха, вы, Ивета, несите саквояж с медматериалом. Все. Бегите!

Владик молча кивнул и, поправив на голове берет, со всех ног ринулся в чащу.

Девушка на миг задержалась. Огромные черные глаза с восхищением смотрели на доктора:

— Я знала, пан доктор… Я знала, что вы правильный человек!

Она порывисто схватила руку Коринты и поцеловала.

Когда звук ее шагов замер в густом ельнике, врач посмотрел на свою руку и недоуменно пожал плечами. Почему-то вспомнились слова Владика о том, что идут они не по грибы, а к партизанам. Попробуй теперь докажи ему, что у него и в мыслях ничего подобного не было. Владик, поди, уверен, что они с Иветой знали про этого раненого и отправились специально, чтобы оказать ему помощь.

Коринта грустно усмехнулся: “Партизан поневоле!”

Затем, нахмурившись и пошевелив усами, снова наклонился над потерявшим сознание парашютистом. Осторожно пощупал пульс. Осторожно подобрал выпавший из его руки пистолет. Осторожно потрогал парашютную сумку. Убедившись, что парашют в сумке свернут и не тронут, машинально глянул вверх, на развесистую крону сосны.

Мысль о парашюте, с которым этот русский парень приземлился, была естественной даже у такого далекого от военных дел человека, каким был доктор Коринта. В самом деле, где же полотнище использованного парашюта?!

По кроне сосны нетрудно было проследить падение парашютиста на землю — слишком свежи были на ней поломы веток и сучьев, — но при этом ни единого лоскутка на ней не было видно.

— Странно, очень странно… — пробормотал Коринта и, присев на парашютную сумку, погрузился в раздумье.

7

Немецкий гарнизон в К-ове состоял из одной-единственной роты автоматчиков, расквартированных в здании школы. Эту ночь гарнизон провел почти без сна.

Незадолго до полуночи командира роты капитана Фогеля разбудил дежурный офицер. Звонили из штаба дивизии, находившегося в городе Б. На проводе был генерал Петерс.

Вести оказались тревожными. В пятнадцати километрах от Б., среди покрытых лесами гор, где, по данным разведки, скрывался крупный партизанский отряд Горалека, высадился советский парашютный десант.

— Я направил в опасную зону три роты автоматчиков, капитан. Но это может оказаться недостаточным, ибо численность десанта неизвестна. Держите своих людей в полной боевой готовности. Район высадки десанта находится от вас в сорока километрах. По получении приказа вы ровно через час должны ввести роту в бой. Поняли меня?