— Вношу протест! — Старший адвокат «Турнирных потех» вскочил на ноги. — Ваша милость, дракон спал, когда мистер Бермейстер его, с позволения сказать, прикончил.
— Мистер Уайтсайд, вы должны позволить мистеру Карверу довести мысль до конца, иначе…
— Ваша милость, схватка с драконом еще не была объявлена…
— Мистер Уайтсайд, вы должны позволить и мне договорить фразу до конца. — Губерт Соломон смаковал возможность поиронизировать, а не то бы он превратил Данкена Уайтсайда в фарш. Он кивнул мне.
— Продолжайте, мистер Карвер.
— Благодарю вас, ваша милость. Мне остается добавить очень немного. Контракт не содержит никаких упоминаний ни о времени, ни об обстоятельствах, определяющих, когда и как именно должен быть сражен дракон, чтобы участник мог получить Большой Приз. Мистер Бермейстер сразил дракона и, следовательно, выиграл Большой Приз!
— Отлично. — Судья внезапно поднялся на ноги. — Объявляется десятиминутный перерыв.
Взмахнув мантией, он вышел из зала. Я знал, куда он торопится: в свой кабинет, чтобы вдосталь посмеяться.
У меня и у самого возникло такое желание. Я направился к выходу, тщательно избегая смотреть в сторону юридической команды «Турнирных потех». Они не были полными идиотами и знали: у них есть десять минут, чтобы выработать условия полюбовного соглашения.
У дверей я столкнулся с группой припозднившихся зрителей. То есть они только выглядели группой, хотя ее численность исчерпывалась Хельгой Свенсен и Флорой Мактавиш.
Они здесь — и вместе! Облаченные в легкие весенние доспехи, они сидели рядышком и улыбались всему миру.
— Мистер Карвер! — Хельга протянула руку и зажала мою между могучими ладонями. — Вы были великолепны, ну просто великолепны!
— Да-да! — Флора осияла меня улыбкой. — Хельга говорила мне, что вы возьмете верх, но я не понимала, как это вообще возможно. Вы — гений!
— Ну, право… — Я скромно кашлянул. — И ведь разбирательство еще не кончено. А я всего-навсего прочитал мелкий шрифт.
— Зато как вы его прочитали! — Глаза у Флоры прямо-таки сияли. — А вы не согласитесь поорудовать с моим мелким шрифтом?
Пока я раздумывал над возможным истолкованием этого вопроса, Хельга поднялась с сиденья.
— Поболтайте вдвоем. А я хочу повидать Уолдо. Или слишком рано?
Я мысленно оглядел моего партнера: гипс и бинты с головы до ног. В таком состоянии, решил я, даже Уолдо не способен вляпаться в очередную неприятность.
— Да, конечно, повидайте, — ответил я. — Но вы увидите только самую его малость.
— Я скажу ему, что все идет отлично.
Она удалилась громовым шагом, сотрясая пол легкой девичьей походкой.
Я обернулся к Флоре.
— Не понимаю! Она пришла сюда с вами!
— Конечно. Мы с Хельгой близкие подруги.
— Но ведь вы ее одурманили и пытались убить!
— Чушь какая! Ну, чуточку одурманила, так на то и игра. Зато я сразу поняла, что это не Хельга, едва увидела, как трясется копье. Я решила, что она храпит у себя в шатре, а кто-то усадил на ее коня набитого опилками болвана.
Конечно, Уолдо набивает желудок — и не опилками! — слишком часто для человека, не слезающего с диеты, однако он отнюдь не болван.
— На Церере скоро будет большой турнир, — продолжала Флора. — Я бы хотела, чтобы вы поехали со мной.
Продолжать разговор я не мог. Оживление в другом конце зала оповестило о возвращении судьи Соломона, и Данкен Уайтсайд уже направлялся к нему с тревожным выражением лица. Я поспешил по проходу, спрашивая через плечо:
— На Цереру? А зачем?
Флора ответила:
— Поорудовать с мелким шрифтом.
Но прозвучало это подозрительно похоже на «стать моим милым принцем».
Перевела с английского Ирина ГУРОВА
Так озаглавил свою полемическую статью о взаимоотношениях НФ-литературы и НФ-кинематографа известный американский кинокритик Билл УОРРЕН, попытавшийся ответить на мучительный для любителей фантастики по обе стороны океана вопрос: почему столь разительно отличаются уровни книжной и кинопродукции.
Проводя детство в маленьком городке на побережье штата Орегон, я испытывал чувство изолированности от окружающих людей и поэтому погружался в мир научной фантастики. Я любил книги (хотя редко читал журналы — поскольку, как мне казалось, все стоящие вещи публиковались только в антологиях), я любил комиксы — и, ко всему прочему, я любил фильмы. Позднее я попал в сообщество любителей научной фантастики — фэндом, — полагая, что здесь я смогу встретить тех, кто, подобно мне, неравнодушен ко всем трем источникам моих величайших детских и подростковых радостей.
Я, однако, был озадачен тем, что, часто общаясь с людьми, любящими комиксы и фильмы, или книги и комиксы, или иногда даже книги и фильмы, я практически никогда не встречал таких, кто был бы увлечен сразу всеми тремя. К фильмам нередко относились с чувством презрения или насмешки — из-за того, что в большинстве своем они не были похожи на книжную научную фантастику.
Это казалось мне странным, поскольку, по моим представлениям, нельзя не любить арбуз только из-за того, что он не похож на пиццу. И то, и другое — еда, или, точнее, и то, и другое приятно есть, но по природе своей это столь разные вещи, что для меня было загадкой, как люди могут даже сравнивать их друг с другом. Я никогда так не поступал. И книги, и фильмы для меня были частью одного широкого понятия: популярного развлечения под названием «научная фантастика». Даже когда речь шла о двух сходных сюжетах, я никогда не пользовался клише, вроде «книга лучше, чем фильм». Фильм мог быть не похож на книгу, но для меня это не было основанием для того, что книга чем-то лучше. Просто книга предназначалась для определенной, довольно узкой аудитории, а у фильма аудитория была своя, более широкая. Я и до сих пор сохранил такую точку зрения, и это иногда смущает моих друзей. Безусловно, я признавал, что фильм «Когда земля остановилась» (The Day the Earth Stood Still) был лучше фильма «День, когда наступил конец света» (The Day the World Ended), но я хотел посмотреть и тот, и другой. Я не ждал от них ка-кого-то сходства с книжной фантастикой, хотя первый и был сделан на основе научно-фантастического романа. Он был лучше второго чисто кинематографически, но отнюдь не потому, что больше походил на фантастику, «написанную пером».
Кое-кто считает, что нападки на научно-фантастические фильмы из-за их несоответствия книгам — это «крестовый поход» ради чистого принципа. Хотя победа здесь никогда не будет одержана, бой надо продолжать, просто радея за честь научной фантастики. По-моему, это означает только то, что, по мнению таких бойцов, научная фантастика является своего рода собственностью фэнов и писателей. Для них тот факт, что Голливуд делал и делает плохие фильмы, в меньшей степени повод для огорчения, а в большей — негодования и чувства морального ущерба: как они смеют использовать наш материал и к тому же не так, как мы это считаем нужным?!
Несмотря на то, что в сфере научной фантастики есть много людей (как фэнов, так и профессионалов), которые разбираются в кино и оценивают научно-фантастические фильмы по тому же принципу, что и любые другие фильмы, а не книги, однако слишком многие не видят этого различия вовсе. «Книга была лучше, чем фильм», — заявляют они, искренне считая, что эти вещи можно сравнивать.
Можно — но только в очень ограниченном, практически неуловимом смысле. Дело даже не в коренных различиях между двумя культурными медиумами (к примеру, книга лишена музыкального сопровождения), но в том, как мы воспринимаем каждый из них. Чтение книги — это прежде всего индивидуальный процесс, а просмотр фильма, в идеале, процесс коллективный. Такое различие не просто влияет на нашу реакцию, но и позволяет создателям сознательно вызывать эту реакцию. Даже самые великие комедии смотрятся лучше — и веселее — в компании с адекватно реагирующими людьми, нежели в одиночестве. То же самое можно сказать о триллерах, мистических лентах, мюзиклах и т. д. Чувство нагнетания напряженности — саспенс — может быть многократно усилено, когда вы находитесь в зрительской группе, реагирующей на экран сходным с вами образом.
