Таксист казался сразу и разочарованным, и довольным.
— А шаманы не женятся, так?
— Нет.
— Ну что ж. Ты очень привлекательная девушка, и признаюсь, я испытывал к тебе кое-какие чувства; впрочем, мне почему-то всегда казалось, что я не предназначен для мира. Ни для первого, моего, ни для этого, вашего. В отличие от Маленького Медведя или Боба. Они хороши в деле, а я гожусь для чего-то другого. Существования, познания. Сам не знаю.
Она рассмеялась.
— Похоже, ты споришь с самим собой.
Улыбка на его лице была всегда готова стереть самую серьезную мысль.
— Таков путь мудрости, Бабочка! В тот миг, когда тебе кажется, что ты знаешь, на самом деле тебе ничего не известно.
Смех ее сделался заразительным и веселым. Девушка пыталась остановиться, однако новые спазмы все сотрясали ее тело. Наконец она сумела заговорить:
— Ты — шаман, в этом можно не сомневаться.
Склонившись, она поцеловала его в лоб, а потом, подумав, произнесла:
— Вот станешь шаманом, и я больше никогда не сумею этого сделать.
И, обняв, наделила самым искренним поцелуем, встревожившим его и лишившим дара речи, а после оставила беднягу в одиночестве.
Однако прежде, чем он успел очнуться после прощального поцелуя Бабочки, в вигвам вошел обеспокоенный Боб. Собрав остатки разбитого вдребезги самообладания, Таксист спросил:
— Боб, что случилось? Ты не похож на себя.
Боб явно не замечал, что Таксист выглядит не лучше его самого, хотя кажется чуточку более радостным.
— Знаешь, я действительно не понимаю этих людей.
— Что тут понимать? Это добрые люди.
— С одной стороны, они иногда кажутся мудрыми, а если посмотреть с другой…
— Что ты хочешь сказать?
— Ну, например, Шаман лечил больной зуб у одной женщины. Он положил ей в дупло немного какой-то пакости, которую делает из трав, а потом дал другого зелья, чтобы ослабить боль. Однако он не знал, что зуб можно просто вырвать. Я сказал об этом, и он удивился. Спросил, неужели так лечат в нашем собственном мире. Я объяснил, что в некоторых случаях больной зуб может вызвать смертельное заражение.
— И что он ответил?
— Попросил меня объяснить, как это происходит. Я вспомнил о том, что у тебя в машине есть плоскогубцы и сходил за ними. Шаман напоил женщину до бесчувствия, и я выдернул зуб.
— Просто здорово, Боб.
— Да, но ты знаешь, в некоторых вопросах они кажутся просто детьми… И еще одна штука меня смущает. Не могу понять, как они живут в обществе, где нельзя выдвинуться, занять лучшее место. Нельзя даже приволокнуться за девчонкой. Нужно выполнять ритуал ухаживания и жениться — с одобрения и согласия всего племени.
— Но что же в этом плохого?
— Я попробовал подкатиться к одной здешней девице. Она не слишком-то упиралась, но до определенных пределов. Я-то считал их невинными дикарями. Ха! Она сказала, что ей нужно кое о чем позаботиться, но так и не пришла. — Он казался чуть озадаченным. — Я думал, что ей нужно выпить какой-нибудь противозачаточный настой или сделать нечто подобное.
— У них есть такие средства, Боб.
— А! Ты хочешь сказать, что у нее могли быть…
— Да, насколько я понимаю.
— Тогда выходит, что и тебе повезло не больше, чем мне.
— Похоже на то.
— Это была та самая девушка, которая пришла уговаривать меня выйти из машины в тот первый день… ну, ты знаешь.
— Легкая Бабочка?
— Да.
— Боб, не принимай отказ близко к сердцу. Дело в том, что она положила глаз на Маленького Медведя.
— Тогда понятно. Он же будущий Вождь. А как ты узнал?
— Она сказала мне.
Боб подозрительно уставился на Таксиста.
— Как приятелю, Боб.
— Ну да, как же иначе.
Боб поднялся и вышел.
Таксист наконец уснул. Проснулся он очень нескоро и поначалу не мог понять, где находится и сколько времени миновало. Тут он заметил, что Шаман сидит возле него.
— Ну, Таксист, — обратился к нему Шаман, — все, по обыкновению, устроилось само собой, так ведь?
— Конечно. Иногда приходится чуточку подождать, но все разрешается помимо нас.
— Ты рассуждаешь, как шаман.
— Гм. И что ты мне скажешь?
— Я могу взять тебя в ученики.
Озарившая лицо Таксиста знаменитая ныне улыбка отразилась почти в точной копии на утомленном морщинистом лице Шамана. Оба молчали. Да, по-моему, им и незачем было говорить. Люди, обладающие столь тонким внутренним слухом, понимают друг друга без слов.
Что такое, Маленькая Лисичка? Нагнись ко мне и говори громче.
Ага. Ну, Боб отправился в путешествие. Он утверждал, что должен кое-что разведать и настоял на своем, невзирая на все мои возражения. По-моему, он не был готов. Как ни жаль, он ушел на запад и больше о нем никто не слыхал. Я не знаю, что с ним случилось… может быть, поселился среди людей другого племени, может, погиб от когтей хищного зверя или рук злого человека, и может, встретил какую-нибудь другую судьбу.
Что? Да. История на этом кончается. А теперь, пожалуйста, отнеси чайку шаманам — Старому и Таксисту. Они не спят, просто прикидываются уснувшими. Ступай. Они будут довольны. Пусть лишь одна нога Шамана находится в этом мире, однако забота такой милой девчушки им будет приятна. Отнеси им ромашки. Тогда, может быть, они и в самом деле уснут.
И отнеси отвара своей бабушке, Легкой Бабочке, и Вождю, Маленькому Медведю. Мы, старики, спим не так крепко, как вы, и засыпаем не сразу.
Ветер колышет голубую траву Великих Равнин. Плоская, как тарелка, поверхность простирается во все стороны до безупречной окружности, образованной линией горизонта. Ни дерево, ни скала не нарушают однообразия. В сиреневом небе сияют семнадцать лун. Одно солнце — голубой гигант — почти закатилось, второе — белый карлик — еще висит в небе.
По пояс в траве стоит маленькая фигурка. Девочка так долго бежала, пригнувшись к земле, что у нее ломит все тело. Она выпрямляется, стараясь подавить крик боли.
Издали доносятся пронзительное стрекотание и свист. Ее заметили!
До сегодняшнего дня она жалела, что так мала ростом. Теперь она этому рада. Только невысокий человек может укрыться в траве, покрывающей равнину. Она бросается ничком, ползет, ее колени и локти становятся синими от сока растений. Сзади снова раздается свист талинорских охотников.
