На «Седов» пришли Герои Советского Союза Шевелев и Алексеев7. Они рассказали подробности аварии. Оказывается, у левой машины «Ермака» лопнул вал и конец его вместе с винтом ушел на дно океана.
— Надо подготовить ваш экипаж ко всяким случайностям, — сказал Шевелев. — Люди должны знать, что их ждет. Если «Садко» не осилит буксировку, вы останетесь здесь. Пока будет готовиться буксировка и пока мы будем совещаться, начнем на всякий случай перегрузку угля и снаряжения.
В 6 часов 30 минут утра были пущены в ход грузовые стрелы. По воздуху плыли с «Ермака» бочки с бензином, ящики с продовольствием, мешки, тюки. Шевелев приказал передать на «Седов» все лучшее, что было в кладовых ледокола.
Тем временем в нашей тесной кают-компании был созван митинг экипажа. Я сказал, что кораблю придется остаться еще на одну зимовку.
Это была тяжелая минута. Лица моих друзей отражали большую внутреннюю борьбу. Видимо, каждый вспоминал минувшую зиму. Тогда нас было двести семнадцать. Мы зимовали первый год. У нас было три корабля. Как же теперь остаться во льдах с крохотной горсточкой людей на одном судне, искалеченном сжатиями?
Решили дать людям время подумать. Друг за другом подходили ко мне моряки, желавшие вернуться на материк. Одному надо было лечиться. Другой хотел поступить в университет. Щелина звали домой серьезные семейные обстоятельства.
Пока я беседовал в кубрике со Щелиным, Буторин молча укладывал вещи в свой сундучок.
— Дмитрий Прокофьевич, а вы куда? — спросил я его. Нахмурившись, он ответил:
— Да, что ж… видать, я вам здесь не нужен. Пойду на «Ермак»…
При всей серьезности положения я не мог не улыбнуться: самолюбие боцмана было задето тем, что убеждают остаться не его, а другого человека.
— Но неужели вы, Дмитрий Прокофьевич, не понимаете, что вы обязательно должны остаться? Кто, кроме вас, так хорошо знает «Седов»? Я ничего вам не говорил, так как был уверен, что вы сами останетесь, без уговоров…
Буторин недоверчиво поглядел на меня и вздохнул:
— Это вы правду сказали?
Он подумал, улыбнулся:
— Ну, тогда другое дело…
Проворно спрятав сундучок под койку, боцман побежал на палубу.
Повара Шемякинского я сразу отпустил. Он болел, а с «Ермака» мне обещали прислать двух камбузников.
Из машинной команды я был обязан отпустить стармеха Розова. После того как лебедкой во время выгрузки у острова Генриетты ему оторвало пальцы, он не мог как следует работать и сильно нервничал. Но с Алферовым и Токаревым расстаться трудно, хотя у обоих были веские причины, заставляющие вернуться их на материк.
В это время меня вызвали на ледокол: пока под руководством Андрея Георгиевича шла перегрузка угля и снаряжения, Марк Иванович Шевелев созвал в кают-компании «Ермака» капитанов всех трех кораблей, чтобы окончательно решить вопрос о судьбе «Седова». Участники совещания были до крайности утомлены ледовым авралом, продолжавшимся уже третьи сутки. Но спать почему-то никому не хотелось. Только припухшие, покрасневшие глаза говорили: еще немного, и люди свалятся с ног.
Капитан «Ермака» Сорокин сказал:
— Мы залезли в недозволенные широты. Это огромный риск. Если мы не хотим зимовать вместе с пароходами, надо немедленно пробиваться на юг.
Решение было принято такое: «Ермак», «Садко» и «Малыгин» идут на юг. «Седов» остается в дрейфе. Команда «Седова» пополняется за счет команды «Ермака». Буксировка «Седова» ледокольным пароходом «Садко» отменялась.
Я плохо помню очередность дальнейших событий. Сказались усталость и нервное напряжение тех дней. Словно в туманной дымке проходят сейчас передо мной знакомые и незнакомые люди, суетящиеся у раскрытых люков трюма, расплывчатые силуэты кораблей, грозное облачное небо, озаренные злым багровым закатом серые и мокрые льды вокруг «Седова»…
Который день, который час стоят, сбившись в тесную кучку, «Ермак», «Садко» и «Седов»… Время идет так медленно и в то же время так быстро. Ледовая обстановка ухудшилась. На «Ермаке» считали каждую минуту простоя. Пока ледокол не увел «Садко» на юг, надо успеть взять на борт «Седова» как можно больше снаряжения и продуктов. Надо все учесть, все захватить — и брезентовые рукавицы для кочегаров, и справочники по гидрологии, и бумагу. Ведь о каждом упущении мы долго будем потом жалеть, укоряя друг друга: как это можно было забыть?
Андрей Георгиевич, вытирая рукавом мокрый лоб, стоит на баке, прислонившись к стене надстройки. Силы вот-вот оставят его. Старпом «Садко» Румке спешит ему на помощь. Он сам организует перегрузку снаряжения, передает со своего корабля вес, что можно передать, командует, уговаривает, подгоняет людей. Теперь уже некогда перетаскивать грузы на палубу «Седова». Их выгружают с «Садко» прямо на лед — время подобрать все это у нас будет.
Неожиданно послышался отчаянный визг, такой невероятный для этих широт: это под бдительным надзором только что назначенных на «Седов» камбузников Гетмана и Мегера с «Ермака» к нам переправляют двух живых свиней. Подвешенные к грузовой стреле, они плывут по воздуху и исчезают в раскрытом трюме нашего судна. Затем тот же путь совершают 8 мешков отрубей и кипа сена — для наших новых четвероногих пассажиров.
Радисты тащат на судно запасные аварийные радиостанции. Механики приняли у Матвея Матвеевича Матвеева два двигателя — «Симамото» и «Червоный двигун».
У меня нет времени как следует познакомиться с новыми людьми, которые переходят на «Седов». Желающих зимовать много. Уже сорок заявлений принесли помполиту «Ермака» матросы, кочегары, механики.
Женщина врач ледокола упрашивает Шевелева разрешить ей заменить Соболевского, страдающего пороком сердца.
Но мы остаемся в трудном и долгом ледовом дрейфе. Нас ждут еще сотни авралов, десятки раз льды будут громить наш корабль — женщине тяжело пришлось бы в такой обстановке. Соболевский подходит ко мне и коротко бросает:
— Остаюсь…
Настает очередь Полянского. Он долго беседует с Шевелевым, потом подходит ко мне:
— Остаюсь…
Помполит «Ермака» подводит ко мне высокого худощавого человека в синей рабочей одежде: крутой лоб, глубоко сидящие пытливые глаза, крепко сжатые, немного припухшие губы.
— Знакомьтесь. Четвертый механик, Дмитрий Григорьевич Трофимов. Настоящий человек. Прошел на «Литке» первым рейсом Арктику с востока на запад. Рекомендую к вам старшим механиком…
Трофимов энергично стискивает мне руку, улыбается:
— Перехваливает…
Короткий деловой разговор — и новый стармех торопливо уходит искать Розова, чтобы принять у него машину.
За судьбу машинного отделения можно не беспокоиться.
С ледокольного парохода «Садко» я решил взять студента Виктора Буйницкого, занимавшегося научными наблюдениями. Он тоже успел перебраться к нам на судно.
«Ермак» и «Садко» уже подняли пары. Близилась минута прощания. Коммунистов и комсомольцев, остающихся на «Седове», мы собрали в кают-компании. Уселись за большим столом. Я огляделся. Нас не так много, но и не так уж мало. Двое членов партии — Трофимов и я, один кандидат — Недзвецкий, пятеро комсомольцев — Буйницкий, Шарыпов, Мегер, Гетман и Бекасов.
