Было время, когда Мэдди не отказывала себе ни в чем, что доставляло ей удовольствие. Мужчины, сладости, дорогие лосьоны шли первыми в ее списке. В результате у нее появилась несколько специфическая точка зрения на мужской пол и большой зад. Очень мягкий и гладкий, но, тем не менее, большой зад. В детстве Мэдди была полновата, и ужасная перспектива еще раз тащить такое тяжелое бремя, заставила ее изменить свою жизнь. Осознание того, что перемены ей действительно нужны, пришло к девушке утром на ее тридцатый день рожденья, когда она проснулась с чизкейковым похмельем и парнем по имени Деррик. Чизкейк оказался плохого качества, а Деррик сплошным разочарованием.

Сейчас Мэдди перестала быть практикующим гедонистом, но в душе все еще оставалась им. Она также не отказывала себе в лосьонах и средствах по уходу за телом, но это было необходимо ей, чтобы расслабиться, снять стресс и увлажнить сухую шелушащуюся кожу.

Девушка погрузилась еще глубже в воду и попыталась обрести душевный покой. Ее тело уступило под натиском теплой воды и пузырей, но мозг было не так легко провести, он продолжал прокручивать события последних нескольких недель. Мэдди неплохо продвинулась в составлении заметок и построении временной линии. У нее был список людей, упомянутых в дневнике матери: пара друзей, которых Элис успела завести в Трули, и несколько ее коллег по работе из бара Хеннесси. Окружной следователь, работавший тогда в Трули, уже умер, но шериф все еще жил в городке. Он вышел на пенсию, но Мэдди не сомневалась, что тот сможет поведать ей ценную информацию. У нее были газетные вырезки, полицейские рапорты, улики следователя и вся информация о семействе Хеннесси, которую она смогла раскопать. Теперь оставалось поговорить с людьми, связанными с жизнью и смертью ее матери. Она выяснила, что две женщины, работавшие с Элис, все еще проживали в Трули, и Мэдди собиралась завтра утром навестить их. Давненько ей не приходилось разговаривать с людьми в городе, дабы выведать информацию.

Теплая вода и пузыри скользнули по животу и холмикам груди. Читая дневники, впервые за двадцать девять лет девушка словно услышала голос матери. Элис рассказывала о своих страхах, о том, как она оказалась совсем одна, к тому же беременная, и о радости, которая охватила ее после рожденья Мэдди. То, на что мама надеялась, о чем мечтала для себя и для малышки, рвало сердце девушки на куски и оставляло после себя горько-приторный осадок. Но вместе с этим, она узнала, что Элис совсем не была тем светловолосым голубоглазым ангелом, каким детский разум и сердечко Мэдди рисовали ее. Мама принадлежала к той породе женщин, которым был необходим рядом мужчина, иначе она чувствовала себя ничтожной. Это была жалкая, наивная, но бесконечно оптимистичная девушка. Мэдди никогда не ощущала себя жалкой и не могла вспомнить время, когда бы она была наивной или чересчур оптимистичной по какому-либо поводу. Даже в детстве. То, что у нее не оказалось абсолютно ничего общего с женщиной, подарившей ей жизнь, ничего того, что связывало бы ее с матерью, оставляло пустоту у нее внутри.

Очень рано Мэдди возвела защитную оболочку вокруг своей души. Твердость натуры была ценным качеством в ее работе. Но сегодня она не ощущала этого, а, наоборот, казалась себе ранимой и уязвимой. Девушка ненавидела это чувство, хотя даже не могла подобрать ему название. Было бы намного проще просто отмахнуться от дневников и писать о психопате по имени Родди Дюрбан. Она начала книгу об этом отвратительном мелком ублюдке, убившем более двадцати трех проституток, незадолго до того, как нашла дневники. Ей казалось, что писать о Роди чертовски легче, нежели о своей собственной матери, но в ту ночь, когда Мэдди забрала тетради домой и прочла их, она знала - пути назад уже нет. Ее карьера, хотя и не всегда тщательно спланированная, все-таки не была случайностью. Она писала о реальных злодеяниях не просто так, и, вчитываясь в слишком женственный почерк своей матери, девушка поняла, что пришло время сесть и написать о преступлении, которое унесло жизнь этой женщины. Мэдди закрутила ногой кран и потянулась за скрабом, стоящем на бортике ванны. Девушка выдавила толстый слой себе на ладонь, и запах шоколадного кекса ударил ей в нос. Вместе с этим всплыло непрошенное воспоминание о том, как она, стоя на стуле рядом с мамой, помешивала шоколадный пудинг на плите. Мэдди не помнила, сколько ей было тогда лет и где они жили. Воспоминание было едва уловимым, словно дымка, но оно больно кольнуло в одинокое местечко рядом с сердцем.

Пена прилипла к груди, когда Мэдди выпрямилась и положила ноги на бортик. По всей видимости, ей не удастся сегодня обрести покой и комфорт, которые она обычно находила, принимая ванну. Девушка быстро обработала скрабом руки и ноги, затем вылезла из воды, вытерлась и намазала кожу лосьоном с шоколадным запахом. Мэдди засунула одежду в корзину для грязного белья и прошла в спальню. Три ее ближайшие подруги жили в Бойсе, и она очень скучала по их совместным обедам, ужинам и спонтанным поездкам на пляж. Люси, Клэр и Адель составляли для нее некое подобие семьи, и были единственными людьми, кому она отдала бы почку или одолжила бы денег. И Мэдди знала наверняка - они отплатят ей тем же.

В прошлом году Клэр застала своего жениха в постели с другим мужчиной, тогда три ее подруги немедленно примчались к ней домой, чтобы поддержать девушку в трудную для нее минуту. Из всех четырех она была самой добросердечной и легко ранимой. Клэр писала женские романы, и всегда верила в настоящую любовь. Но после предательства жениха она потеряла свою веру в «и жили они долго и счастливо», пока в ее жизни не появился журналист по имени Себастьян Вон и не вернул все на круги своя. Он был ее личным героем романа, и эти двое собирались пожениться в сентябре. Через несколько дней Мэдди должна была отправиться в Бойсе на примерку платья подружки невесты.