Когда разработчики цифровых технологий пишут программу, которая требует взаимодействовать с компьютером так, как будто это человек, они просят вас признать где-то в уголке сознания, что вас самих тоже можно рассматривать как программу. Когда они создают интернет-сервис, который редактирует огромная анонимная толпа, они предлагают согласиться с тем, что толпа случайных людей есть организм с присущей ему точкой зрения.
Различные медиаконструкции стимулируют разные потенциалы человеческой природы. Мы не должны стремиться к тому, чтобы сделать менталитет толпы как можно более эффективным. Вместо этого мы должны стараться пробудить феномен индивидуального разума.
Что такое личность? Если бы я знал ответ на этот вопрос, то, наверное, мог бы написать компьютерную программу искусственной личности. Но я не могу. Быть личностью — не четкое руководство к действию, но поиск, тайна, вера.
Для любого человека, не говоря о технологе, было бы трудно вставать утром без веры в то, что будущее может оказаться лучше прошлого.
В 1980-е, когда Интернет был доступен небольшому числу первопроходцев, мне часто приходилось спорить с людьми, которые боялись, что странные технологии вроде виртуальной реальности, над которыми я работал, смогут породить демонов человеческой природы. Не станут ли люди зависимыми от виртуальной реальности, как от наркотика? Не окажутся ли они запертыми в ней, будучи не в состоянии вырваться наружу, в физический мир, где живем мы все? Некоторые вопросы были глупыми, но некоторые оказались провидческими.
В те времена я входил в веселую группу идеалистов. Если бы вы в 1980-е годы заглянули на мой обед, скажем, с Джоном Перри Барлоу, который стал соучредителем Фонда электронных рубежей,[1] или Кевином Келли, основателем и редактором журнала Wired, то услышали бы, что мы обсуждаем. Идеалы в мире технологий важны, но механизмы, посредством которых идеалы влияют на события, отличаются от существующих в любой другой сфере жизни. Технологи не занимаются убеждением, чтобы повлиять на вас, — по крайней мере, мы это делаем не очень хорошо. Среди нас есть несколько мастеров общения (типа Стива Джобса), но по большей части мы не слишком убедительны.
Мы увеличиваем ваши возможности с помощью удаленных глаз и ушей (веб-камеры и мобильные телефоны) и расширяем память (море подробностей в Сети). Вы получили новые средства связи с миром и другими людьми. И это может изменять ваше восприятие мира и самих себя. Мы вмешиваемся в вашу философию, манипулируя вашим когнитивным опытом непосредственно, а не опосредованно, через убеждение. Чтобы создать технологию, способную с неимоверной скоростью изменить будущее человеческого восприятия, нужна лишь небольшая группа инженеров. Таким образом, жизненно важные аргументы за и против взаимодействия человека с технологией должны приводиться разработчиками и пользователями до того, как средства манипуляции созданы. Моя книга об этих аргументах.
Сегодняшняя структура Сети не была неизбежной. В начале 1990-х существовала, наверное, дюжина многообещающих попыток разработать способ представления сетевой цифровой информации, который привлек бы наибольшее количество пользователей. Такие компании, как General Magic и Xanadu[2] создали альтернативные способы с фундаментально различными свойствами, но все они остались в рамках лабораторий.
Один человек, Тим Бернерс-Ли, придумал то устройство веб, которое существует сегодня. В момент своего появления веб был минималистичен, поскольку практически не высказывал предположений, как должна выглядеть веб-страница. Он был также открытым, потому что не существовало страницы, более или менее предпочтительной для архитектуры, все были доступны всем. Кроме того, подчеркивалась ответственность автора, поскольку только владелец был способен сделать так, чтобы его сайт можно было посещать.
Первоначально Бернерс-Ли хотел помочь сообществу физиков, а не всему миру. Несмотря на это, атмосфера, в которой первые пользователи встретили веб, испытала влияние идеалистических дискуссий. В период до рождения веб большинство идей были радикально оптимистичными и получили признание в кругу ученых, а затем и во всем мире.
Поскольку, создавая информационные технологии, мы многое делаем впервые, есть ли способ узнать, как лучше всего это делать? Той почти абсолютной свободе, которая присуща цифровым системам, сопутствует дезориентирующая моральная дилемма. Мы это все придумываем — так что именно мы должны придумывать? Довольно, этой дилеммы просто не существует.
