Не теряя времени, не задумываясь над тем, что это могло быть последним, что он сделал в жизни, перемахнул через перила мостика и камнем рухнул в ощетинившуюся толпу.
Удар о землю мог оказаться смертельным, если бы не те пятеро, что смягчили его. Троим он еще в падении разбил головы, четвертого зарубил выпавший из-за пояса топор, пятого задавил, когда вставал. Эльфы этого явно не ожидали, растерялись.
А Тирди взял в правую руку топор и принялся за привычную ему работу.
Правой махнул — улица, левой — переулочек. Свободолюбивые эльфы не смогли противопоставить в тесноте настоящего противника. Тирди же — проживший всю жизнь в подземельях Рудных гор — словно обрел второе дыхание, получил полную свободу действии — бей в любую сторону, все равно не промахнешься.
И он бил: размеренно, расчетливо, чтобы не устать, чтобы не упала рука в бессилии опущенная перед последним врагом. Бил, крушил, ломал их защиту, зная, что никогда не будет гордиться этим временем, никогда он не расскажет потомкам, как шагал по телам этих отродий, чтобы не прошли по нему, ибо нет славы в убийстве детей, даже детей врагов.
Тем временем Тирди краем глаза замечал, что его примеру последовали и в толпу падал уже целый дождь гномов. Сверкали в тусклых фонарях топоры, ломались стрелы.
Гномы уже сами сворачивались в клубок подобный ежиному, и, нанося удары направо и налево, проделывали в рядах противника целые просеки.
Но не всем тангарам удалось удачно приземлиться. Иные только перемахнув через перила сразу напарывались в воздухе на наконечники стрел прицельно пущенных в забрало, иные находили смерть на поднятых вверх копьях, или на земле случайно подставив незащищенную шею под чужой меч.
И все же твердыня должна пасть: Тирди перестал наблюдать тот тесный сбитый клубок, что с легкостью отражал любые атаки гномов. Жалкие остатки врага, разбившись на множество разрозненных групп с трудом, совсем не думая о самозащите, пробирались к выходу из смертельных тисков. И топоры с упоением пили кровь Дану, забирая жизнь за жизнью.
Еще чуть-чуть и некому будет вспоминать здесь об эльфах, еще чуть-чуть…
Но тут взвыл ветер, и такая тоска и боль звучала в нем, что теперь навсегда поселилась она в сердцах рожденных из камня. И поначалу на него никто не обратил внимания, но ветер крепчал, постепенно набирал силу и злость, до тех пор, пока не превратился в бушующий ураган и одной безумной вспышкой ярости не снес опьяненную близкой победой толпу. Скомкал, разорвал, закружил в воздухе и бросил без чувств оземь.
Тирди очнулся одним из первых и мутным еще взором обвел поляну: эльфы и гномы лежали вповалку друг на дружке — иные целые, иные побитые и искалеченные до неузнаваемости. Большая часть ветвей на деревьях отсутствовала, снесенная ветром, что по силе своей был подобен урагану на море, и грудами лежала на телах.
Тяжелый предутренний туман стелился над самой землей. Воздух посерел, предвещая скорый рассвет.
Встав в полный рост, Тирди обнаружил, что находится недалеко от центра двора и рядом есть кто-то еще. Воздух пока не слишком напитался светом, поэтому невозможно было понять, кто там стоит. Также мешал грубый мешковатый плащ, небрежно накинутый на фигуру незнакомца, капюшон полностью скрывал лицо.
Изредка тот вздрагивал, словно готовился заплакать. Руки сложены лодочкой и прижаты к лицу, голова чуть опущена. Подол окутывали неожиданно плотные туманные струи — они будто вытекали из-под складок плаща, растекаясь по всему двору.
