— Ты так говорил и когда мы впервые встретились, Хар-боо, — подмигнула ему Илта, — но я, помню, что ты и тогда говорил неправду. Может ты и старый, но совсем не дряхлый. Пусть поразит меня Номун-хан, если в одном твоем мизинце не было тогда больше мужества, чем в жирных телах ублюдков из НКВД.


— Я тогда подобрал тебе правильное имя, — рассмеялся Бэлигте, — настоящая лиса.


— Не я, а ты льстишь мне сейчас, — в тон шаману ответила Илта, — в Кодзё я была только раз, когда император давал аудиенцию всем отличившимся в Южном Китае. Не уверена, что он меня помнит. Но сейчас не только я, но и Он, нуждается в тебе, Бэлигтэ Хар-боо. В Империи никогда в этом не признаются, но я-то знаю, что им сейчас нужна твоя сила и мудрость. Как была нужна мне, когда ты подобрал в тайге тощую дикую девчонку и привел в свою юрту. Я помню, все хорошее, что ты сделал для меня, чему учил и что рассказывал. И потом, когда «Черный Дракон» принял меня под свое крыло — я не забывала кому обязана жизнью.


Старик молча сидел, слегка прикрыв глаза, слегка покачиваясь в такт своим собственным мыслям. Было даже не понятно слышит ли он Илту, сжато рассказывающую обо всем, что она узнала за последний месяц. Но вот она закончила и Бэлигтэ хар-боо открыл глаза.


— За полгода до встречи с тобой — неторопливо произнес он, вороша палкой угли в костре, — когда Водяная Обезьяна только вступала в свои права, НКВД в Бурятии устраивало облавы на тех, кто умеет говорить с духами. Многих схватили и больше никто их не видел, другие бежали — кто в Монголию или в Маньчжоу-го или уходил в лес. Среди последних был и я.


Илта внимательно слушала старика.


— Облава шла не только среди бурят — мой дух в обличье ворона летал далеко на север, где говорил с шаманами саха, которые тоже скрывались в тайге. Тогда говорили, что большевиков особенно интересует одно место в горах Сынныр — Хара-Худаг, Черный Колодец, пропасть под водопадом, что изливается в море Бар-Тенгиз, на котором стоит дворец Эрлэн-хана. Даже самые сильные из черных шаманов не решались камлать там.


— И ты тоже, Бэлигтэ хар-боо? — спросила Илта, — из всех, кто говорит с духами я не знаю никого сильнее тебя.


— Не знаю, сколь я силен, — усмехнулся старый шаман, — пусть я и двадцать лет назад прошел через все девять врат посвящения и стал «Тэнгэриин пшбилгатай заарин боо»- всегда может найтись тот, кто сильнее. Однако у Хара-Худаг сам Эрлэн-хан установил запретдля всех шаманов, сколь угодно сильных. Я всегда чтил волю Номун-хана и он и впрямь хранил меня, коль уж я сумел уйти. Уже тогда говорили, что там, у входа в Нижний мир, большевики собираются что-то строить.


— Наташа говорит, медицинский центр, — задумчиво сказала Илта.


— Твоя девочка слепа, слуха и глупа, как и все они. Таким как она легко вложить в голову любую ложь. Но ведь ты не такова, Унэгэн? Ты чувствуешь это?


— Конечно, учитель. Я тебе не все еще рассказала — и Илта вкратце пересказала шаману содержание своих снов. Бэлигтэ хар-боо, вновь замолчал и закрыл глаза, раскачиваясь на месте, казалось полностью погруженный в свои думы.


— Твоя девочка глупа, — наконц произнес он, — но те, кто затеял все это — безумны. Я давно чувствую, что там за Байкалом, творится что-то непотребное. Когда я отдал тебя людям из «Кокурюкай» и ушел в Монголию, то и там чувствовал пагубу идущую с севера. Я пока не знаю, какие силы пробудили большевики, но я уверен, что они не смогут им противостоять, когда придет время. Странные вещи говорят ныне духи и Владыка Ада, разгневан на тех, кто крадет его слуг.


— Ты поможешь мне? — настойчиво спрашивала Илта, — ты покажешь мне то место?


— Уже очень давно никто не пытался идти на Хара-Худаг, — покачал головой старый шаман, — но, похоже, что слишком многое изменилось в подлунном мире. Я могу воззвать к духам шаманов, что были арестованы НКВД девять лет назад, чтобы они рассказали, какнашли смерть. Следующей ночью я буду камлать.


— Спасибо, Бэлигтэ Хар-боо, — склонила голову Илта, — . Вот, — она приподняла мешок, — я помню, что к шаману не идут с пустыми руками. Тут с десяток плиток чая, шоколад, оружие, что я отобрала у тех красных и много чего еще.


— Ты зря беспокоилась, Унэгэн, — усмехнулся шаман, принимая мешок, — даже, если бы все не было так серьезно — неужели ты думаешь, что я откажу в помощи маленькой женщине, что позволила старому шаману в последний раз почувствовать себя мужчиной? А ханшин принесла? — уже другим тоном, спросил Бэлигтэ.