Как-то вечером журналист сказал:

- Идем через Лаперузов пролив.

Дымов нехотя потянулся:

- На воздух, что ли, пойти?

И, не дожидаясь согласия, вышел на палубу. Вслед за ним вышел и бухгалтер.

Они устроились на носу корабля, оперлись на поручни и молча стали смотреть на близкие берега чужой страны. Море потемнело, только белые гривы волн светились вблизи да где-то на горизонте горело красноватое зарево. Берега затаились, там не блестел ни один огонек. Темные волны оставались за кормой.

Дымов шарил глазами по поверхности моря, искал суда, шлюпки. Вдруг появится катер или миноносец и даст команду остановиться? Вдруг привалит такое счастье? И тогда он не упустит момента, сделает рукой «пока» и перейдет на другой корабль, чтобы уже никогда не вернуться.

- Будто и жизни там нет, - сказал бухгалтер, спугнув щемящее ожидание. - Ни одного огонька. Затаились. А ведь густо населен берег!

Дымов не ответил. Он озяб, холодный ветер залезал за воротник пальто, холодил ноги, железо поручней было мокрым, ледяным на ощупь. Но он не ушел с палубы до тех пор, пока берега не остались далеко позади; корабль вошел в Японское море.

Они вместе сошли вниз, в тепло обжитой каюты.

- Еще одни сутки, - сказал бухгалтер, - и мы в Находке. Вы долго пробудете там? - Он посмотрел на Дымова.

Первый вопрос за всю дорогу.

- Дня три-четыре, не больше. Хочу этим же пароходом назад.

- Может, вместе попадем. У меня тоже дела дня на четыре.

Дымов ничего не ответил. Вместе так вместе. Но вообще-то ему не понравилась навязчивость бухгалтера.

Находка встретила пассажиров теплой, золотой осенью. Море голубело, а в бухте и вовсе выглядело нежно и ласково. Сопки горели золотым и зеленым, дубняк пожелтел, среди зарослей дуба величаво стояли зеленые сосны. Портовый поселок, разбросанный по склонам сопок, казался очень романтическим. Город только строился, отдельные дома гнездами лепились вдоль дороги.

Дымов пошел в управление и, даже не устроившись с ночлегом, уселся за работу. А вечером, захватив свой чемоданчик, направился по дороге вниз, к городку пересыльных, где ему заказали комнату.

Товаровед базы, со странной фамилией Чарный, догнал Дымова на полдороге. Дальше они пошли вместе. Вскоре их обогнал грузовик и встал неподалеку. Водитель открыл капот и начал возиться в моторе. Путники прошли мимо, даже не глянув на водителя. Из-под шоферской кепочки в них стрельнули острые глаза того самого журналиста, что ехал в одной каюте с Дымовым. Закрыв капот, он поехал дальше, еще раз обогнав двух мужчин.

Дымов сказал Чарному:

- Мы сворачиваем операцию. Создалось очень опасное положение. Надо уезжать.

- Куда?

- Если угодно, со мной. Туда. - Дымов махнул на восток.

- Но как?

- Слушайте внимательно, Чарный. Я все продумал в деталях. Предстоит сделать вот что…

Он говорил короткими фразами, решительно и веско.

Чарный сказал:

- Я не сумею устроить так скоро. Сложная работа, шеф.

- Всего две вещи. Одну с часовым механизмом точно на трое суток. Вторую проще, обычную машинку. Она обеспечит остановку корабля на полдня или на день. К пароходу немедленно подъедут патрульные суда, чтобы выяснить причину остановки в чужих водах, и тогда мы в безопасности. Понимаете?

- Ладно. Я начну сегодня же. Но куда и как заложить?

- Это мы обдумаем. На корабле будет не меньше двух тысяч тонн аммонала. В кормовых трюмах, внизу. Туда - с трехсуточным заводом. Она сработает уже без нас. Фейерверк вспыхнет где-то на подходе к Нагаеву. Чтобы все слышали.

- Завтра я вас не увижу?

- Нет. И послезавтра тоже. А вот на третий день…

- Хорошо. Я буду на работе.

- Там и встретимся.

Проводив Дымова до ворот городка, Чарный пошел обратно. Два каких-то подвыпивших парня сопровождали его до самого дома. Распоряжения из Магадана все еще шли за подписью Омарова. Как будто ничего не случилось. Радиоразговор, который заказал Дымов с капитаном, почему-то не состоялся. «Непрохождение», - простовато объяснил радист. Дымов работал спокойно. Он был уверен в успехе предприятия. Он настойчиво требовал грузить на очередной корабль взрывчатку.

- Аммонал ждут на приисках, - говорил он. - Перебои со взрывчаткой ставят под угрозу план выполнения добычи металла.

Подобный аргумент действовал весомо. Краны потащили на корабль бумажные мешки с желтым порошком. Один, второй трюм…

- А теперь продовольствие. Сахар… - командовал плановик, потрясая радиограммой из треста.

К вечеру третьего дня в порту появился Чарный. Толстый портфель он нес с большой осторожностью, прижимая его к груди. Вместе с Дымовым, проверяя расписание товаров по корабельным трюмам, Чарный спустился вниз. С ними ходил представитель команды. Он не отставал ни на шаг. Дымов начал раздражаться, говорил резко, ругался. Моряк терпеливо выносил этот тон, спокойно и даже виновато улыбался. Но так и не ушел. Помрачневший Чарный топтался на палубе со своим портфелем.

- Спокойно, - тихо сказал ему Дымов. - Иди к трюмам, я займу моряка…

Чарный ушел, а Дымов вместе с моряком уселся на палубе и начал долгий деловой разговор, посматривая изредка в сторону кормовых трюмов.

Когда Чарный пытался проскользнуть в трюм, его вдруг остановил грузчик:

- У тебя спичек, случайно, нет с собой? Опасно.

- Кому говоришь! - снисходительно ответил товаровед. - Будто я не знаю. Кстати, аммонал горит плохо, как сера. От огня не взрывается.

Он вылез из трюма с похудевшим портфелем. Лицо его было спокойным. Дело сделано.

- Ну, как там, все в порядке? - спросил грузчик.

- Полный порядок, - ответил Чарный и загадочно улыбнулся.

Когда товаровед ушел, грузчик юркнул в трюм, окликнул кого-то. Из темного угла ему басовито и громко ответили:

- Нашел… Сунул, гад, под мешки.

Они осмотрели ящик, прислушались, как тикает в нем маятник.

- Самодельная, - сказал грузчик.

- Специалист… - ответил второй, со знанием дела вскрывая ящик. Он вынул детонатор, заряд, снова закрыл ящик и, убедившись, что часы тикают, сунул его под мешки.

- Пусть полежит пока, - сказал он.

- Мерзавцы! - сказал тот, что был в одежде грузчика.

Дымов увидел Чарного и по лицу его понял, что тот сделал свое дело. Поднявшись, кивнул на товароведа.

- Вот он и поедет сопровождать грузы. Человек знающий, с него и спрос.

- Как угодно, - ответил моряк.

- Идите, оформляйте командировку, Чарный, - приказал Дымов. - Корабль отойдет рано утром.

Утром Чарный ждал своего шефа у ворот городка. Убедившись, что вокруг никого нет, он сунул Дымову круглую высокую коробочку из-под какао.

- Неудобная форма, - поморщился Дымов и положил коробку в карман пальто.

- Сверху там слой какао, - предупредил Чарный. - Заводная стрелка под ним. Можно ставить на десять и тридцать минут, цифры я пометил.

- Понятно. Теперь идите вперед, а я вызову машину.

Пароход отошел точно по графику. Когда Дымов устраивался в каюте, открылась дверь, и он увидел улыбающуюся физиономию знакомого бухгалтера. Что-то у него оборвалось в сердце.

- Какой приятный сюрприз! - сказал бухгалтер. - Опять мы с вами. Вот жаль, наш третий друг потерялся.

Дымов заставил себя улыбнуться, сказал:

- Плохо себя чувствую. Сердце… Пойду наверх. Вы уж тут один посидите.

Он попытался отогнать от себя предчувствие. Случайное совпадение, не больше. Но это плохо удавалось. Неужели выследили? Сколько еще жить в состоянии тревоги и неуверенности? Сутки или даже меньше?

Дымов вошел в рубку, поздоровался с помощником капитана.

- Как дела, командир? - спросил он.

- Прекрасно. Люблю, когда выходим по графику.

- Сколько будем идти?

- Вероятно, шесть суток.

- А когда минуем пролив?

- Войдем завтра в десять тридцать. По проливу ровно два часа ходу.

Спал Дымов плохо. Бухгалтер тоже ворочался, курил ночью. Все время втягивал соседа в разговор, а разговаривать не хотелось. Чарного он не видел, товаровед устроился где-то в другом месте.

Поднялся Дымов очень рано, вышел и все ходил по качающейся палубе. Морской болезни он не боялся.

Около десяти, когда впереди зачернели берега, Дымов вошел в рубку, сел в плетеное кресло и надолго замолчал. В рубке, кроме него, было трое.

Острова приближались. Дымов нервничал. Он встал, заходил по рубке. Никто не говорил ему ни слова. Как и вчера, он присматривался к оборудованию. Здесь было все не так, как на знакомых ему кораблях. Куда сунуть коробочку? Когда пароход вошел в пролив и берега начали сужаться, Дымов вышел и уже в каюте, где, к счастью, бухгалтера не оказалось, открыл банку, вытряхнул порошок и поставил указатель на цифру «30». И опять стало плохо, сердце забилось часто и тревожно. «Старость…» - подумал он и, чтобы скорее покончить с делом, прямо пошел в рубку.