Федосов мастерски ощипал и разделал глухаря, а потом преподнес товарищам такое заманчивое кушанье, что они забыли на некоторое время все свои невзгоды и целиком отдались позднему ужину.
Когда Зотов предложил к глухарю несколько картофелин, Федосов сначала обрадованно взял их, но потом подумал и отложил в сторону.
- Это расточительство, - сказал он. - Спрячьте пока.
Василий Антонович смотрел далеко вперед.
В один из вечеров, когда все собрались в кубрике, Величко долго прислушивался к вою ветра за стенами и так скептически оглядывал невзрачное жилье, будто попал сюда впервые. Зотов писал свой дневник и исподтишка наблюдал за ним.
Величко пошевелил усами. У него явно зрела какая-то дерзкая мысль. Наконец он спросил, обращаясь ко всем сразу:
- Зимовать будем здесь?
- Угу, - односложно ответил Федосов: во рту он держал дратву, чинил свой сапог.
Оболенский вздохнул. Зотов промолчал. Тогда Илья высказал свою мысль в более конкретной форме:
- Вот что скажите: неужели в этом курятнике мы проведем зиму? Мне что-то скучно здесь. Простора нет. И зябко. Все-таки море рядом.
Василий Антонович заинтересованно посмотрел на Илью и вынул изо рта дратву.
- Выкладывай, - сказал он.
- Извольте. - Величко встал в позу оратора, посмотрел на черный от копоти потолок и, не опуская глаз, начал: - Милостивые государи! Обстоятельства заставляют меня быть кратким, и в своей программной речи я ограничусь лишь фактами. Итак, факты. Люди города, все мы привыкли к некоторому комфорту, и даже пребывание в казенных домах не умертвило в нас чувство прекрасного. Как же мы можем мириться с жизнью в тесном кубрике с нарами, без бани и сносного отопления, без русской печи и погребов для хранения запасов? Или мы настолько ленивы, что будем довольствоваться имеющимся? Я не верю в это и уже сейчас вижу в глазах Василия Антоновича веселые искорки задора, а мой друг Николай еле сдерживает желание закричать «ура». И только Корней Петрович, как видно, еще не определил отношения к моему далеко идущему предложению, потому что…
- …потому что он не умеет владеть топором и вообще ничего не умеет, - с печальной улыбкой вставил Оболенский.
- …хотя неплохо умел в свое время подрывать основы царствующего трона, - в том же адвокатском тоне сказал Величко и жестом руки остановил Оболенского.
- Я еще не кончил, господа. Итак, я взываю к вашему уснувшему сознанию и предлагаю начать постройку дома и других подсобных заведений, чтобы не быть в долгу как перед самим собой, так и перед общественными задачами, которые все еще не решены нами.
- Я - за! - просто сказал Федосов и тут же спросил: - А какие общественные задачи ты имеешь в виду, Илья?
В тот же вечер Величко, торопясь и перебивая Зотова, рассказал о мечте, с которой жили они почти десять лет, - о том, что решили создать новые растения, которые превратили бы человека в настоящего властелина Вселенной.
- Десять лет! - ахнул Федосов. - Так много прошло! Что-нибудь удалось вам сделать?
- Увы! - сказал Илья. - Нам постоянно мешали. Мы только учились или… сидели. Таковы факты.
- Жаль. Очень жаль, что вам мешали. А может быть, вы не с того конца начали? Сперва бы организовалиборьбу с помехами на своем пути.
Величко блеснул глазами. Он понимал, куда клонит этот социал-демократ; видно, Илья готовился согласиться с ним.
- Тогда не останется времени на главное - на опыты по физиологии, на эксперимент, на науку, - спокойно сказал Зотов. - Жизнь ведь очень коротка.
- Ну что ж, вы не успеете, другие вслед за вами сделают. По расчищенной дороге, так сказать.
- Верно, - заметил Илья, с вызовом поглядывая на Зотова.
Зотов не ответил. Он не знал, что ответить. И потому сказал после паузы:
- Кажется, мы отвлеклись. Величко предлагает начать постройку. Я согласен с ним. Давайте строить дом. Зиму нам здесь зимовать. Это всем ясно. А уж весной…
- И не только дом. Раз появилась хорошая идея, сделаем так, чтобы дать этой идее полный ход, - сказал Василий Антонович.
Автор проекта строительства Илья Ильич Величко, получив поддержку всей колонии, готовился начать постройку дома немедленно. Он бросился точить свой топор, как заправский плотник, обчистил топорище куском стекла и, покончив с инструментом, встал в дверях, приглашая всех двинуться на новый ратный подвиг. Василий Антонович с улыбкой следил за ним.
- Ну? - нетерпеливо, с вызовом спросил Величко.
- Место выбрал? - спросил Федосов.
- На любой поляне в лесу. Хотя бы рядом с баржей.
- А за водой для бани будешь на речку бегать? Всего-то отсюда версты три, не больше.
- Ну, тогда на берегу реки.
- А за дровами в лес топать не надоест?
- Выберем, где лес поближе к реке…
- Нет, Илья, так просто это не делается. Место надо выбирать с толком, чтобы потом не каяться. Неизвестно, сколько жить придется. Умерь, парень, свою горячность хотя бы на одну ночь.
Рано утром они пошли в лес.
Василий Антонович шагал впереди, хмурил брови, присматривался к местности, к деревьям, что-то соображал.
- Видишь, - сказал он Зотову, - какие разные лиственницы. Чем дальше от моря, тем выше и крупнее. А почему? Ветра меньше, климат мягче. Для ваших грядущих опытов это учесть надобно. И потом, будем же мы огород себе делать? Значит, и о земле подумать надо… А вот и тополя появились, почва лучше стала, наносов больше. Это мы тоже учтем. Смотри, тут и смородина растет, и малина. Считай, где-то ручей близко или речка.
Верстах в четырех от берега колонисты нашли наконец подходящее место. В лесу протекал ручей. Он, видно, впадал в ту самую речку, которую встретил Федосов во время своей первой экспедиции. Возле берега ручья лес отступал, образуя две большие поляны, на которых редко стояли одиночные тополя и крупные, с сильной кроной лиственницы. Слегка кочковатый луг был покрыт густым шелестящим вейником. Куртинами рос шиповник, весь в сморщенных красных ягодах.
- Копнем земличку, посмотрим, какова она, - сказал Федосов.
Корней Петрович поплевал на ладони и первым взялся за лопату. Рыл он неумело, очень нервными рывками и сразу весь вспотел, но его желание не отставать от других в труде было столь велико, что он никому не уступил чести сделать первый шурф.
Сверху на штык шла темная супесь, а дальше начался чуть ли не чистый песок, в котором переплеталась целая сетка корней. На глубине в аршин встретилась галька с песком, а дальше лопата уткнулась во что-то жесткое, с блестками льда. Оболенский вытер пот и с удивлением посмотрел на Федосова.
- Вечная мерзлота, - сказал вожак. - Она везде тут есть. Хорошо, что глубоко, а то, бывает, копнешь на пол тора штыка - и вот она… Ну как, подходящее место, братцы?
Все еще раз окинули взглядом лес, ручей, веселые поляны и в знак согласия дружно подняли руки.
Так была основана колония на Охотском берегу.
На другой день море опять зашумело, тучи сели чуть ли не на вершины деревьев, и к вечеру повалил такой снег, что люди не рискнули носа высунуть из своего кубрика. Началась зима. На море опять разыгрался шторм. Волны яростно кидались на берег, в воздухе стоял страшный гул. До самой баржи летели клочья пены и длинные брызги воды, но отяжелевшее от снега море уже не могло залить лес. Среди ночи почувствовалось легкое содрогание баржи, а потом короткое падение и жесткий удар.
- Не волнуйтесь, - тихо сказал догадливый Оболенский. - Наша баржа села на землю. Только и всего.
Он оказался прав. До этого ветра баржа полулежала, задрав нос и опираясь дном на сломанные деревья. Ветер раскачал ее, она соскользнула и выровнялась. Теперь ее трудно было увидеть с берега - лес стоял выше кубрика.
Днем поселенцы мастерили лыжи. Спустившись в трюм, они оторвали несколько досок, сделали верстак, достали и наладили рубанки и под руководством Величко, который еще в гимназии увлекался лыжами, смастерили несколько широких, неуклюжих, но прочных лыж. Они очень пригодились: снег все валил, на земле его лежало больше аршина.
