Ему нужно было думать только о себе. Об одном себе.
В десять часов вечера 3 июля 1928 года в галечный берег, как раз против Ольской почты, ткнулась большая шлюпка. На рейде, довольно далеко от берега, качался пароход. Солнце уже село, запад горел малиново-красным цветом. На спокойной воде мигали яркие блики. Начиналась тихая и светлая северная ночь. Тонко пели комары. О черную гальку плескалась ленивая волна. На берегу толпились люди. Они молча ждали, что будет. Жители поселка видели уже не одну экспедицию и научились ничему не удивляться.
Из шлюпки вышли люди. Они походили туда-сюда по скрипучей гальке, с удовольствием разминая ноги, сошлись тесной кучкой, закурили.
- Кажется, здесь, - сказал высокий черноволосый человек, кивнув в сторону поселка. - Именно так по лоции: «Ровный, открытый ветрам берег, небольшой деревянный поселок на фоне таежного леса, вправо от поселка мелкая широкая река, влево далеко в море выдается полуостров, у основания которого находится устье еще одной реки».
Он цитировал по памяти, оборачиваясь в стороны и указывая рукой на приметы.
- До чего же ты умный… - сказал ему низенький подвижной товарищ. - Все-таки не вернее ли будет спросить об этом жителей поселка?
Приезжих в поселке встретили приветливо, но настороженно. Председатель поселкового Совета, в сопровождении милиционера при всей форме, подошел первым, представился.
- Новоградский, - ответил высокий молодой брюнет. - А это мои товарищи по экспедиции. Знакомьтесь.
- Насчет золотишка прибыли? - полюбопытствовал представитель власти.
- Угадали. Отсюда начнем штурмовать тайгу.
- Она уже штурмованная, дорогие гости. Не один раз, между прочим, - вздохнул председатель. - А все такая же неприветливая, как и в старину. Уходит туда много разного народа, а приходит… Вот, участковый знает, - кивнул он в сторону милиционера.
- Недавно один явился, на человека непохож. Отдышался, рассказывает, будто всю Колыму вдоль-поперек ползком прополз. Верить можно: кожа да кости, в чем душа держится.
- Если он в одиночку всю Колыму прошел и живым вернулся, то полезный для нас человек. Кто таков? - спросил Новоградский.
- Да вы познакомитесь. Он у нас на почте работает, грамотный мужик. Только едва ли его теперь тайгой приманишь, бежит от нее, как черт от причастия, напугался до смерти.
- Скажите, - нетерпеливо спросил Новоградский, - проводники у вас найдутся?
- Есть у нас, кроме почтаря, еще один-единственный знающий человек. Бывал на Колыме, Индигирке, жил там подолгу. Якут Макар. Медов по фамилии. Этот с завязанными глазами…
Приезжие оживились:
- Он сейчас в поселке?
Спит. Привык с закатом ложиться.
- Идемте к нему.
- Да вы сперва устройтесь, поужинайте, отдохните. Как же это, все-таки море переехали, устали.
- Вот у него и отужинаем. А ночевать на корабль уедем, не один день качались.
Макар Медов открыл глаза сразу, как только тявкнула собака. Поморгав, он нашарил трубку и закурил. По приглушенным голосам угадал, что ждут его. Медов подтянул ремень на штанах, пыхнул табачком и вышел.
Участники экспедиции сидели на крылечке, любуясь игрой заката на морском просторе. Красноватая вода, словно освещенная жарким огнем снизу, широкой дорожкой стелилась по агатово-бледному морю от горизонта до самого берега. Черным пятном на этой дорожке бугрился пароход. Из его труб, едва видимый, подымался дымок. Вправо высился берег полуострова, густо заросший тайгой. Сопки бросали на воду чернильно-черную тень. Казалось, под ними бездна, уходящая к центру земли. Закат постепенно слабел, дорожка бледнела, но в стороне, на расстоянии каких-нибудь шестидесяти градусов по дуге горизонта, небо вновь светлело и наливалось веселым оранжевым огнем. Начинался ранний восход.
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса… -
продекламировал кто-то, не отрываясь от любопытного, только северу присущего явления. Медов кашлянул. Все оглянулись.
- Извини нас, отец, - сказал Новоградский. - Не терпится. Вот и подняли тебя. Чай пить будем или здесь поговорим?
- Чай никто не откажется. Давай будем пить, тогда и поговорим. Пошли в дом, гостями будете.
Они проговорили до утра, вернее, часов до трех. Брызнув нестерпимым светом, выкатилось солнце. Мрачный полуостров засиял яркой зеленью, под обрывом сопок рассыпался белыми гривками прибой, от моря потянуло свежестью, соленым простором. Заиграли над водой чайки.
Медов сказал Новоградскому:
- А может, и Скалов пойдет с нами? Поговори.
- Я сегодня встречусь с ним. Но ты готовься.
От корабля к берегу отвалили сразу три шлюпки. Началась разгрузка переполненных трюмов.
Около двух месяцев назад Белый Кин вышел из тайги за огородами поселка и, обессиленный, полумертвый, лег на холодную землю, не в силах сдвинуться с места.
Бесконечная вереница дней прошла с того злополучного вечера, когда Кин, преследуемый пограничниками, стал продираться сквозь кусты стланика и березки в тайгу, унося свою жизнь и свое богатство подальше от этого несчастного берега.
Вгорячах он не подумал ни о ружье, оставленном в избушке, ни о вещевом мешке с продуктами. На нем был тяжелый пояс и еще более тяжелый мешок с золотым песком - все, что Скалов хотел увезти с собой за океан, - его надежда, его спокойное будущее, его деньги.
Пробежав верст десять, Кин свалился на мох и долго лежал без движения. Отдохнув и убедившись, что погони нет, он обрел способность рассуждать, и уже через полчаса принял решение пробираться самостоятельно через Камчатку и Чукотку к Берингову проливу, нимало не подумав о тысячах верст труднейшего пути без оружия и без единого сухаря. А что еще делать, как не бежать из этого края? Ведь ему не было здесь места.
Он пошел на северо-восток, не особенно удаляясь от берега Пенжинской губы, и сравнительно быстро прошел первую сотню верст, лишь на два часа заглянув в крайнюю избу совсем крошечного поселка Гижига, где ему удалось купить немного муки, соли и вяленой рыбы. Людей он боялся, тяжелый пояс толкал его вперед и вперед.
