Петя Зотов все это знал. С завидным азартом взялся он за работу.
В один из солнечных дней, когда снег начинал подтаивать, а черный лес разморенно молчал, впитывая первое тепло, мы с ним приехали на питомник Зотова-старшего, обошли усадьбу, пробили тропинку до кустов смородины, сходили к старой барже. Петя выглядел серьезным, замкнутым; он слушал мои объяснения, упрямо наклонив голову.
- Где похоронены мать и отец? - спросил коротко.
Утопая в мокром снегу, мы пошли в лес, разыскали холмик с густой черемухой, постояли, сняв шапки.
Всю дорогу назад Зотов молчал. Я опустил вожжи. Лошадь шла еле-еле. Сани приглушенно скрипели по старой дороге.
- Вот и встретился с родными, - сказал Петя, когда мы приехали домой. И добавил: - История эта далеко не кончилась… Нет!
В тот вечер я передал ему записи и дневники отца.
У меня остались только листки с опросом Матвея-Ведикта Шахурдина и ржавый револьвер с инициалами убийцы. Я показал его Зотову.
- Из него убили твоего отца. Если когда-нибудь нападут на след, эта вещь поможет найти концы.
На другой день меня чуть свет разбудил Шустов:
- Вызывают нас с тобой в город. Вот телеграмма. Экстренное совещание. Собирайся, через час едем. Лошадей уже готовят. Дела передай своему второму агроному.
Это случилось в первых числах апреля 1941 года. Заметьте: в апреле 1941 года.
Город встретил нас веселой зимней метелью. Вовсю светило солнце, небо сияло отменной голубизной, но над самой землей сплошным, гибким, извивающимся облаком шла колючая поземка, снег курился, как белый туман над болотом, против ветра идти просто невозможно: сразу застывали нос и уши, из глаз катились слезы, дыхание прерывалось. Провода заливисто гудели на двух высоких нотах; на улицах не видно ни души; белый свет казался пустым и просторным, и становилось обидно за солнце, за то, что оно светит, а не греет, впустую тратит свою энергию.
Что за совещание - никто толком не знал. Мы зашли в ведомство капитана Омарова (он сдержал свое слово: все совхозы с начала года подчинялись ему), но там ничего объяснить не могли. Омаров ушел в трест.
Чуть ли не бегом мы тоже понеслись туда. Неудобно, если опоздаем.
В приемной директора треста «Севстрой» толпились знакомые. У самых дверей кабинета в позе напряженнейшего ожидания стоял Дмитрий Степанович Дымов и смотрел на закрытую дверь.
Внезапно дверь распахнулась, вышел Омаров. Лицо его было красным от волнения; он сразу заметил вопросительный взгляд Дымова, остановился, но тут же с досадой махнул рукой и быстро пошел к выходу. Дымов бросился за ним.
- Не волнуйтесь, все обойдется, - тихо проговорил он, поспешая за капитаном.
- Кой черт, «обойдется»! Лично меня обвиняют… - огрызнулся тот.
Они ушли. Через несколько минут появились снова. Омаров, кажется, успокоился. Дымов шел рядом с ним.
И вдруг я увидел Зубрилина. Он тоже узнал меня в толпе, лицо его оживилось, он протянул руку.
- Вот мы и встретились. Ну как? - спросил он. - Вы-то как? Где устроились, кем?
- Не говорите. Заместитель Омарова по политчасти.
- Ого!
- Вот вам и ого. Совхозы теперь у него, ну и решили агронома сделать заместителем. Не одобряете?
Кто его знает, одобрять или нет? Конечно, приятно, что дорожный знакомый и такой хороший человек стал моим начальником. А вот для него самого… Все дальше и дальше от агрономии.
Я не успел ответить, как услышал сзади свое имя.
- Здравствуйте, - сказал Дымов. - Очень рад вас видеть. О, да вы, как я вижу, знакомы с товарищем Зубрилиным? - Он мягко улыбнулся.
- Ехали сюда вместе, - сказал Виктор Николаевич. - Дорожное, так сказать, знакомство.
- Рыбак рыбака видит издалека, - пошутил тот и вдруг стал совершенно серьезным. - Вы не знаете, что случилось?..
Я только успел посмотреть на Зубрилина, но в это время нас пригласили в кабинет.
Директор треста ценил время. Не дождавшись, пока утихнет шум отодвигаемых стульев и все усядутся, он встал, посмотрел в окно, за которым злилась и гудела поземка, и начал говорить, не отрывая взгляда от белого в метельном тумане моря, которое расстилалось за окном до самого горизонта.
- Пять дней назад, - резковато сказал он, - из Находки в Нагаево вышел караван судов с грузами для нашего края. Караван повел ледокол. У нас с ледоколом постоянная связь по радио. Когда корабли прошли пролив Лаперуза и растянулись на открытой воде, неизвестно откуда появилось судно без национального флага и обстреляло один корабль. На этом корабле находилось продовольствие для работников Дальнего Севера. На других двух кораблях - техника.
Он говорил негромко, не повышая тона, но в его сдержанном голосе чувствовалось большое волнение, Директор сделал паузу, отвел взгляд от окна, повернулся к нам и несколько секунд смотрел в напряженные лица собравшихся. Никто не проронил ни слова.
- Так вот, неопознанные пираты затопили корабль с продовольствием. Шесть тысяч тонн продовольствия. Мука, овощи, мясо, сахар. В том, что пиратское нападение совершили враги нашей страны, у нас нет ни малейшего сомнения. Около месяца назад влиятельная зарубежная газета напечатала большую статью об условиях работы на Колыме. В этой статье, между прочим, было сказано, что самым уязвимым местом для Советов, осваивающих Дальний Север, является снабжение продовольствием. Длинные и ненадежные коммуникации, проходящие мимо чужих берегов, будучи однажды нарушены, могут привести, по мнению газеты, к полному хаосу в нашей работе, к остановке добычи металла, к голоду и чуть ли не к восстанию. Если вы сопоставите выступление газеты и пиратское нападение на корабль с продовольствием, то нетрудно увидеть связь этих явлений. В мире идет война, наш восточный сосед ведет себя отнюдь не дружелюбно, по океанам рыщут подводные лодки, положение неспокойное. И вот вам первый выпад. Конечно, наше правительство послало ноту протеста; конечно, соседи выразили желание расследовать инцидент и считают его провокацией. Но факт остается фактом.
Он выпрямился, поднял голову и громко, с каким-то злым вызовом, добавил:
- Военно-морские силы с этого дня вводят конвой для караванов. Мы не допустим повторения таких фактов. Но в то же время мы должны сделать для себя и другие практические выводы. Первый из них - это возможно быстрее организовать собственную продовольственную базу. Вот зачем мы созвали вас, вот главная тема разговора.
Дымов сидел напротив меня. Он не подымал глаз. Омаров тихо постукивал карандашом по ладони, нервничал. И вдруг директор треста назвал его фамилию. Омаров вскочил.
- Главная задача, Омаров, - сказал директор, - немедленно начать изыскания и организовать три-четыре новых совхоза. Продукты питания надо создавать на месте. Овощи, картофель, молоко, мясо… Что бы ни случилось, мы обязаны снабжать горняков всем необходимым.
- Будет сделано, - громко отрапортовал Омаров.
- Средства, технику и транспорт вы получите, как только у меня на столе появятся ваши расчеты. Делайте их скорее. Специалистов подбирайте сами.
- Будет сделано, - снова откликнулся Омаров, и лицо его стало суровым, как у полководца перед сражением.
Когда мы вышли из кабинета, капитан громко скомандовал:
- Специалистов- ко мне!
Шли из треста большой толпой. Омаров и Дымов о чем-то разговаривали вполголоса: точнее, говорил Омаров, а Дымов только слушал.
- Откуда могли узнать? - вдруг громко и раздраженно сказал Омаров. - Откуда они узнали, где техника, где продовольствие? Наводка…
- Тише, пожалуйста, - сказал Дымов и оглянулся.
- Почему тише? Почему? - Он тоже оглянулся и, увидев Зубрилина, который шел рядом со мной, сказал, уже адресуясь к нему: - Создается впечатление, что враги наши знали, по какому судну стрелять. Не потопили же технику, выбрали продовольствие. Я спрашиваю теперь: откуда они знали, на каком корабле?..
