— Ай-я-яй! с фальшивым сокрушением в голосе произнес Рэндол. — Какая досадная случайность! Но тебе такая обновка идет. Можно сказать, внутренняя суть наружу проступила. Кстати, ты помнишь, что зубы виверны сохраняют яд даже после вываривания? Так что я не советовал бы так резко дергать череп. Еще поцарапаешься, а потом будешь говорить, что я пытался тебя прикончить прежде времени… Да не хрипи так, я же сказал, что два дня буду кроток. И учти, ты наверняка заговорен против неприятных случайностей, а заодно и яда виверны, но у меня дома твое колдовство временно бессильно. Эй, куда ты?… Верни череп! Он денег стоит, воровать нехорошо! — Рэндол свистнул и на прощание закричал: — Держи вора!
Потом на его лицо сошло выражение усталой муки. Пока враг был рядом, у Рэндола доставало сил на бесшабашно-издевательский тон, а теперь предстояло думать о вечере, который неуклонно приближался. Нужно придумывать способ спасать детей без малейшей надежды спасти их… вариантов очень много и каждый из них исключает другие. Можно соорудить лестницу, которая достанет до третьего этажа, — она подломится, едва дети ступят на нее. Можно привезти с болота сто телег влажного мха — он не спасет. Можно встретить эфемерное возрождение замка, сидя на стене в уцелевшем оконном проеме, чтобы на треть сократить путь в детскую… Да мало ли что еще можно! — но следом произойдет что-нибудь непредусмотренное, и оно погубит детей.
Иной стратег скажет: «А стоит ли так стараться? Ясно ведь, что хоть в лепешку расшибись, но еще две ночи мальчики будут погибать.
Все определит третья ночь, когда будет решаться судьба чародея. Возможно, черный маг погибнет, хотя не исключено, что Эхоу добьется своей цели, и тогда уже ничто не будет иметь смысла. В любом случае, две ближайшие ночи дергаться бесполезно».
А теперь попробуйте сидеть и, не дергаясь, рассеянно слушать крики погибающих детей. Человек на такое не способен, для этого нужно быть сродни магу Эхоу.
Перепуганный народ в окрестных селениях ждал, что за провинность сеньора и на их головы падут всевозможные кары, однако, не смея ослушаться, мужчины принялись спешно сколачивать осадную лестницу. Отчаянный парень Том Брэдли, готовый подраться на дубинках хоть с самим чертом, полный день возил мох с болота, где эти самые черти водились, и раскидывал его толстым слоем под окнами.
Конечно, Рэндол не надеялся обмануть колдовскую силу проклятия, но все же… — а что еще оставалось? — все же надеялся вопреки всему.
Удар колокола за полчаса до полуночи он встретил, сидя на выкрошенном подоконнике своего кабинета, выгадав таким образом несколько секунд, по сравнению с прошлой ночью, когда он лез в это окно с земли по приставленной лестнице.
Дополнительные секунды никого не сумели спасти. Как странно!
Рэндол ждал, что с утра явится Эхоу, опять будет что-то говорить: грозить и улещать, но колдун не появился.
«Может быть, сдох, — выразил надежду Босуэл. — С ядом виверны даже магам шутить не стоит».
Рэндол покивал незамысловатой фантазии слуги, но продолжал готовиться к ежевечернему аутодафе. Внезапное озарение, подсказавшее мысль опрокинуть остов ядовитого гада на голову врага — это хорошо, но не следует слишком много требовать от внезапных озарений. Они слишком часто приносят разочарования.
То, что Эхоу не погиб, стало ясно за полчаса до полуночи. В положенное время замок родился из руин, вспыхнул и вновь в руины обратился. Чудовищная осадная лестница из-за неумелых действий собравшейся толпы опрокинулась и разлетелась на части.
Рэндол ожидал чего-то подобного, поэтому сам он заранее влез на подоконник второго этажа, откуда руководил неудачным подъемом осадной дуры, а когда вместо закопченного провала объявился его собственный кабинет, целый и невредимый, с деловыми бумагами разбросанными по столу, и недочитанной книгой, лежащей вверх корешком на диване, Рэндол соскочил в комнату и побежал к детям, предоставив помощникам самим совершать все ошибки при установке лестницы.
И хотя, казалось, все прошло, как задумано: злое колдовство обманулось и было растрачено на бессмысленное разрушение ненужной лестницы, — детей все равно вытащить не удалось. Как странно!
Эхоу объявился на следующий день утром. Вид у него был потрепанный, но торжествующий.
— Ну что, мой милый лорд, — объявил он, столкнувшись с Рэндолом у входа в башню, — наступил твой последний денек. Уже завтра в твоей жизни кое-что изменится. Основательно я займусь тобой попозже, первыми на очереди стоят некоторые из бывших соперников-магов, но поскольку полночь я собираюсь встретить здесь, то самый первый подарок от Моего всемогущества достанется тебе.
— Да, это замечательный подарок — возможность вздернуть тебя на одной из этих лип, — согласился Рэндол, кивнув в сторону дороги, обсаженной старыми деревьями. — Смею полагать, что позавчерашний обрывок веревки тебя выдержит.
— Не пугай, — усмехнулся Эхоу. — Твой блеф на меня не подействует. Конечно, вначале я переволновался. Письмо конклава — не шутка, оно пострашнее магических битв. Но где они могут спрятать его?… Спрятать так, чтобы я не мог туда добраться? Единственный вариант — отдать его тебе. Ты сильный человек, и у тебя есть серьезная причина меня ненавидеть. Поэтому я и появился у тебя в первый же день. Мне не удалось ни уговорить тебя, ни запугать, но это и не важно. Меня интересовало другое: у тебя письмо или это ложный ход моих противников? К несчастью, в первый день именно этого я и не узнал. Применять магию я не мог, а ты оставался для меня загадкой. Ты сказал, что письма у тебя нет, но все в твоем поведении просто кричало, что письмо есть. Я знаю, ты никогда не лжешь, но ложь в глаза врагу — не вранье, а военная хитрость. Вот и гадай… Да, ты заставил меня поволноваться, и ты за это больно заплатишь. А вдруг письма не было вообще, и я напрасно трачу время и силы, в то время как остальные маги готовятся к войне? Я попытался прощупать конклав, но они закрылись от меня намертво. Пока у них еще есть такая возможность. Это был сильный аргумент, что письма попросту не существует. Конклав блефует, пытаясь заставить меня пойти на попятный. Но если я разгадаю блеф, это будет означать мою немедленную победу! И я его разгадал! Что качаешь головой? Самое последнее дело — подыгрывать уже проигравшим. Слушай, как все было. Есть лишь одно место, где письмо может храниться в безопасности — у тебя! Не надо выворачивать карманы, я просмотрел их в самый первый день и знаю, что там ничего нет. Но я опасался, что письмо хранится у тебя на груди… И не торопись расстегивать камзол, на такую дешевку я не клюну. Вытащить бумагу из-за пазухи — что может быть легче? А вот если оно вшито под кожу… тут вся моя магия была бы бессильна. По счастью, кроме магии есть еще сила денег. Два десятка наемников на всякий случай ожидают неподалеку, а вместе с ними несравненный мастер — палач, вывезенный из сказочной Хивы. Дюйм за дюймом он содрал бы с тебя кожу, а ты при этом оставался бы жив, и значит, мое первое колдовство — сотворить с тобой нечто худшее смерти — осталось бы в силе. Признай, это изящный выход. И все же меня мучили сомнения. Сдирать с тебя кожу допустимо, только зная наверняка, что письмо там. Но всей моей магии не хватит, чтобы заглянуть в твою грудь. Мало ли, что на коже нет шрамов, скотина Максон способен на такое, и ему есть за что мне мстить. А ты слишком правдоподобно показал, что незнаком с Максоном. Значит, опять ложь! Вот как тут быть, а?
