— Думаешь, проход не охраняется?
— Сейчас сами убедитесь, мессер! Да и зачем? Стражники — это ж так, потому что принято, ну и если банда какая решит напасть, то есть совсем уж для редкого случая, почти невозможного. А таких, как мы с вами, будут не вояки останавливать, поверьте. Опять же снаружи — ну что красть (и охранять)?! Самое ценное — там, — Фантин для наглядности тычет пальцем в окна второго этажа, которые — слева.
— Идем?
Они идут, сметая плащами росинки с травы, стараясь не шуметь, хотя уже, кажется, решили, что вряд ли найдется здесь кто-нибудь, способный их услышать. Сзади особняк выглядит не менее грандиозно, разве что отсюда напоминает не рукотворное сооружение, а скалу правильной формы. Ни в одном из окон не горит свет, а факелы, вставленные во флагштоки вместо знамен, не рассеивают — лишь подчеркивают темноту.
Только широкий, с закруглением поверху тоннель прохода во внутренний дворик слегка освещен — там, во внутреннем, видимо, в каких-то окнах горит свет.
— Вы первый, — предлагает Фантин. — Можете не пользоваться своими способностями, но… вдруг почуете чего.
Магус не спорит, кивает отрывисто и деловито, шагает под арку. Его размытый силуэт на миг кажется Лезвию Монеты тенью — одной из множества, что скрываются в углах и под сводами здешних переходов, арок, галерей; отвернись, да просто поверни голову по-другому, и она растает, перельется в озера тьмы, исчезнет навсегда…
Он смаргивает и обнаруживает, что мессер Обэрто действительно куда-то пропал: его не видно в проеме, но, кажется, и пройти до конца весь тоннель магус не успел бы.
Фантин встревоженно делает вперед два шажка — настолько же выверенных, насколько и опасливых, в любой момент он готов бросить все и пуститься наутек, и ни одно обязательство, ни одна угроза не способны будут остановить его.
Его останавливает (как раз перед третьим шажком) чья-то рука, легшая на плечо.
— Эй, сынок, поосторожней! — шепчет Лезвию Монеты магус, невесть каким образом оказавшийся сзади. — Ты слишком часто хватаешься за рукоять клинка, это не дело, так и порезаться недолго. Будь спокойней, береги нервишки.
— С вами, мессер, побудешь спокойным!
— Ну-ну, волноваться не о чем. Все чисто, можем идти. В нескольких окнах горит свет. И судя по яркости, это обычные светильники: видимо, синьор Леандро не на шутку встревожен пропажей и сам не уверен, то ли хочет отпугнуть воров, то ли приманить. Поэтому светильники зажег, а стражи толковой снаружи не выставил.
— Говорю же, не нужна им наружная стража!
— Тогда зачем светильники в коридорах?
— Чтобы лучше было видно тем, кто внутри, — раздраженно, как маленькому, поясняет Фантин. — И не в коридорах они…
— Посмотрим, кто прав, — пожимает плечами магус. Похоже, для него это задача исключительно интеллектуального свойства, причем давным-давно решенная и только требующая ненужного, даже избыточного подтверждения. Вроде как если бы он спорил с Фантином, взойдет ли утром солнце, и — так уж и быть — соглашался подождать пару часиков, дабы предъявить наглядные доказательства своей правоты.
Кстати, о солнце — время-то на месте не стоит. Пусть мессер Обэрто строит из себя мудреца, коих свет не видывал, — сделаем вид, что так и есть, кивнем да поспешим дальше.
Они почти миновали тоннель, когда справа в стене вдруг вкрадчиво скрипнули дверные петли — какая дверь? откуда?! — пришлось спешным порядком (и бесшумно! бесшумно!) преодолевать оставшееся расстояние и прятаться уже во внутреннем дворике… а здесь, зар-раза, и не спрячешься — негде! Фантин заметался всполошенным зайцем: куда? куда, куда, куда деваться?! — но магус твердой и бесстрастной рукой схватил его за плечо и пребольно прижал к стенке, прям рядом с тоннелем. «Стой, — говорит, — и не дыши».
А у самого кровь в жилах тикает ровнехонько, будто не вот-вот обнаружат их местные сторожа, будто, понимаешь, стоит он, магус, днем на рынке и с ленцой грушу выбирает, какая посмачней на вид, какая послаще.
Только плащиком, самым краем, повел так чуток перед Фантиновым лицом — и замер.
А в коридоре стук-грюк, чьи-то шаги; наконец выходит во внутренний дворик… ну точно, усатый и заспанный охранничек, зевает в пол-лица, неспешно штаны приспускает и журчит себе прям на ближайшую клумбу. Отжурчал, штаны подтянул, в ухе почесал, обратно поплелся.
…И почему Фантин не пошел в охранники? Харч, монета — и, смотри ж ты, никакого напряга, знай поливай себе цветочки хозяйские по ночам. Благодать!
— Проморгали мы дверцу, — шепчет он, понемногу приходя в себя.
— Почему же проморгали? И почему «дверцу»? Там их две, вторая напротив первой.
— Что ж вы, мессер, молчали?!
— Решил, сам заметишь.
— Может, вы еще о чем умолчали?
— Может, — соглашается магус. — Там видно будет. Что дальше делаем?
— Дальше? Забросим крючок. Во-он туда, где на втором этаже галерейка идет. Подымемся по веревочке — и войдем легко, без шума, по-хозяйски. Причем, заметьте, не нужно ни двери взламывать, ни стражу обходить, ни потом по дому шастать, искать нужную лестницу, комнату и все такое.
— Ловко.
— А то!
Сказано — сделано. «Кошка» заброшена со второго раза, надежно клацнула когтями о каменный барьерчик — лезь, хозяин, и будь спокоен, не подведу!
Не подвела. И вообще больше накладок никаких не случилось: Фантин взобрался как по маслу, тихо и аккуратно. Мессер Обэрто — тоже.
Галерейка, значит. Обегает весь второй этаж, по квадрату; на каждой стороне — две двери, по углам. Где библиотека синьора Леандро находится, ясно: вон она, из нее одной во внутренний дворик окно нормальное выходит, все остальные либо чересчур высоко от пола, только для освещения, либо вообще в них витражи, через которые наружу не очень-то повыглядываешь (ну и внутрь, соответственно, тоже). Через такие не пройдешь, застрянешь — поутру тебя и обнаружит проснувшийся охранник, в проеме оконном висящего.
