Все трое были неразлучны, их всегда видели вместе. Об этой тройке не зря говорили, что из «языков», захваченных ими, можно было бы укомплектовать «языкатую роту пленных».
Сейчас разведчики лежали на узких деревянных скамьях и сладко похрапывали.
Семушкин, Орехов и Артыбаев были частыми гостями у капитана. Его изба стояла рядом. Чаще других сюда захаживал младший лейтенант Семушкин — парторг роты. У него всегда находилось о чем потолковать с командиром, о чем посоветоваться. А в свободную минуту Семушкин, не расстававшийся с фотоаппаратом и на фронте, фотографировал Кленова и друзей, обещая к концу войны сделать «альбом воспоминаний».
Сегодня разведчики не дождались возвращения капитана.
Старшина роты, с короткой и веселой фамилией Крикун, сообщил им, что командир у полковника Родина, и посоветовал ложиться спать.
— Вы же знаете, ребята, — сказал Крикун, — после срочного вызова к начальству, да еще в такое время, начинаются разные дела. Так что на всякий случай отоспитесь как следует.
Когда Кленов вошел в свою избу, на столе шумел и постреливал угольками самовар. Крикун хотел было с обычной шуткой-прибауткой попотчевать Кленова чаем, но по сосредоточенному, нахмуренному выражению его лица понял, что командиру сейчас не до чая.
— Старшина! — отрывисто приказал капитан. — Поднять первый взвод. А до этого разбудите и вызовите ко мне Семушкина, Орехова и Артыбаева. Быстро!
— Есть разбудить! — повторил Крикун и выскочил из избы.
Капитан задумчиво постоял у стола, припоминая все, что только что узнал у полковника Родина. Беспокоила одна мысль: а если прочесывание леса не даст результатов? Что тогда делать дальше?
Дверь открылась, и на пороге показались разведчики.
— Товарищ капитан, по вашему приказанию… — начал рапортовать Семушкин, но Кленов прервал его:
— Все готовы? Оружие в порядке?
— Так точно.
— Пойдете со мной. Задание объясню потом. Лишнего ничего не брать.
— Понятно. Не в первый раз, — отозвался Орехов.
Из-за спины разведчиков выглянул старшина
Крикун и неуверенно спросил:
— Товарищ капитан, может, перед выходом чайку попьете?
Крикуну было явно жаль «пропащего самовара».
— Напьемся в другой раз, — ответил Кленов.
В это время загудел полевой телефон. Кленов взял трубку и услыхал знакомый голос лейтенанта Строевой. Она коротко и официально — так, что Кленов даже улыбнулся, — сообщила просьбу полковника поскорее возвращаться в отдел и подождать. Полковник ушел по срочному вызову к командующему соединением и должен с минуты на минуту вернуться.
— Иду! Вот и не пропал чай! — бросил Кленов Крикуну. — Пейте, товарищи, я скоро вернусь.
Разведчики остались ждать, а Кленов отправился обратно в отдел контрразведки. Когда он вошел в избу, там уже находились несколько офицеров. По лицу капитана скользнула тень. Он был недоволен тем, что ему и сейчас не удастся переброситься несколькими словами с Ниной. А он так спешил!
— Полковник просил вас подождать в его кабинете, — сказала Строева как можно суше и открыла дверь соседней комнаты.
— Есть подождать!
В ожидании Родина минуты тянулись очень медленно. Кленов нетерпеливо потоптался у стола, затем снова внимательно просмотрел карту, мысленно определяя путь отряда, который должен был отправиться на поиски парашютистов. Путь ясен, только вот полковник задерживается.
Кленов подошел к этажерке, стоявшей в углу комнаты, и стал перебирать книги Родина. Как много книг! Все они бережно обернуты в газетную бумагу, а на каждой обложке рукой Петра Васильевича тщательно, большими буквами написаны названия книг и фамилии авторов. Кленов, давно оторвавшийся от письменного стола и книг, с чувством волнения и уважения рассматривал походную библиотеку полковника. За этим занятием и застал его Родин.
Вошел он стремительным шагом и, увидав Кленова, заговорил, словно продолжал только что начатый разговор:
— В штабе мне сообщили интересную новость. Дежурные радисты батальона связи поймали и около получаса слушают в эфире работу неизвестной радиостанции. Текст передается шифром.
— Удалось запеленговать? — Кленов невольно шагнул вперед.
— Да. Станция работает примерно в квадрате сорок семь — пятьдесят пять.
— То есть там, где, по всем данным, приземлились парашютисты?
— Да.
— Отлично. Значит, надо идти туда.
— Правильно — идти и брать радиста. Правда, пока мы доберемся туда, он успеет переменить место.
— Ну, далеко ему не уйти.
— Это верно, конечно… Но меня сейчас занимает одна мысль.
— Какая, товарищ полковник?
— Почему немецкий радист начал передачу недалеко от места приземления? Это — нарушение обычных правил конспирации.
— Мало ли какие обстоятельства его заставили. Сначала захватим, а потом разберемся.
— И то верно. Я распорядился. Лейтенант Савченко с автоматчиками уже в пути.
— Уже в пути? — Кленов с недоумением посмотрел на полковника. — Вы же поручили это мне.
— И вам дело найдется. А здесь ничего мудреного нет. Адрес известен.
— Почти известен…
— Ну, почти известен. Савченко справится. А мы с вами подумаем…
В комнату, постучав, вошла лейтенант Строева.
— Товарищ полковник, — доложила она, — патруль привел какого-то человека. Говорит, что колхозник из Черенцов, искал штаб, хочет сообщить что-то важное и срочное.
Полковник взглянул на часы.
— Давайте его, только быстро!
В комнату в сопровождении автоматчика медленной, тяжелой походкой вошел старик лет шестидесяти. Высокий, широкоплечий, с жилистыми сильными руками, он был похож на многолетний, покореженный, чуть согнутый ветрами, но еще крепкий дуб. Большое, с крупными чертами лицо заросло седыми усами и бородой, из-под густых насупленных бровей виднелись пытливые глаза. На сером потрепанном пиджаке висела медаль «За трудовую доблесть».
— Садитесь, товарищ, — пригласил Родин и жестом отпустил автоматчика. — Кто вы и зачем пришли?
— Будник. Кирилл Будник. Колхозник. В Черенцах временно проживаю… был эвакуированный…
— Зачем вы искали штаб?
— Сообщить имею… Спешил очень. Из лесу я…
— Что вы делали в лесу?
— Сейчас, гражданин начальник. Только передохну. Так вот, пошел я, значит, сегодня спозаранку в лес, вместе с внуком моим. Он у меня хворый, глухонемой. Хотел я немного шишек да травки лекарственной собрать, да только внук мой что-то совсем заслабел, побелел, качается, как тростинка. Хворь его одолела. Тогда я вернулся домой, уложил внука, а сам опять пошел. Иду, значит, к лесу, берегом речки нашей, Кусачки, и вдруг вижу — в кустах кто-то хоронится. Человек какой-то. Кусты у нас возле речки густые, там что хочешь спрятать можно. Зачем, думаю, своему прятаться? Значит, там кто-то чужой. Может, немец или кто из ихних… Ну я и побежал что есть духу…
— Этот человек вас видел? — спросил Родин.
— Нет. Он согнувшись шел — и в кусты.
— В чем он одет?
— Глаза у меня старые, издали плохо видят. Вроде бы как в крестьянской одежде. А в руках — то ли мешок, то ли чемодан какой.
Родин на секунду задумался, внимательно оглядел Будника, его потрепанный пиджачок, медаль, лапти.
— Место, где прятался человек, можете показать?
— А как же. Отчего же нет. — Будник поднялся со стула и добавил тихо и убежденно: — Нашей армии кто же помогать будет, как не мы, колхозники.
В голосе старика, глухом и низком, прозвучало что-то торжественное. Родин, уловив эту торжественность, дружелюбно кивнул и улыбнулся.
— Ну хорошо! Спасибо вам! — Он помолчал и добавил: — Поведете наших людей.
Родин выглянул из комнаты, вызвал одного из своих сотрудников — лейтенанта Голикова — и приказал ему вместе с тремя автоматчиками идти с Будником и обязательно захватить неизвестного живым. Полковник напомнил Голикову, что в пути уже находится группа лейтенанта Савченко, поэтому следует нагнать ее и присоединиться к ней.
