— Я, как и все мы на судне, наслышан, что эта достойная леди согласилась сделать вас счастливейшим из мужей. Ее я уже, если не ошибаюсь, поздравил, позвольте же…
— Вы невыносимо велеречивы!
— Я попросил бы, сэр!
— Она согласилась выйти за меня замуж.
— Именно это я и сказал!
— Я имею в виду — тотчас! Неужели не ясно?
— У нас нет священника!
— Церемонию проведет капитан Андерсон. Вы, что, вообще ничего не знаете?
Я замолчал. Чем меньше я буду говорить, тем быстрей мы дойдем до сути, и никак иначе. Мистер Преттимен провел языком по губам и причмокнул.
— Хотите пить? Правда, здешняя вода…
На этот раз он повернул голову и внимательно рассмотрел меня — как я только что рассматривал его. Тень невеселой улыбки углубила складки вокруг рта.
— Трудно со мною, да?
Я тоже улыбнулся — сочувственно.
— Вам и самому очень тяжело, вот в чем все дело. Любой на вашем месте… Возможно, когда погода наладится, вы сможете выйти и…
— Я умираю.
— Мистер Преттимен! Перелом…
— Да прекратите вы чушь пороть! Раз я говорю, что умираю, значит, умираю, и скоро умру! — неожиданно закричал он.
Этот внезапный взрыв закончился очередным стоном, вырвавшимся из самых глубин его страдания, которое, по-моему, каким-то неосторожным жестом он навлек на себя сам.
— Мистер Преттимен, умоляю вас!
Он замолчал и затих, на лбу выступила испарина. Мисс Грэнхем заглянула в дверь. На этот раз она вошла в каюту, вытащила из-под подушки больного платок и обтерла ему лицо, на которое тут же вернулась улыбка.
— Спасибо, спасибо, — пробормотал он куда более мягко, чем говорил со мной. — Летти, не дежурьте около меня. Я чувствую себя неплохо, лекарство все еще действует. Лучше вернитесь в каюту, постарайтесь хоть немного отдохнуть. Вам это необходимо. Я не в силах думать, что вы из-за меня глаз не смыкаете.
Мисс Грэнхем взглянула на меня, улыбнулась жениху и вышла.
— Мистер Тальбот, я прошу вас стать свидетелем.
— Меня?!
— Вас и Олдмедоу. Свидетелями на моей свадьбе.
— Но это же смешно! Мы не занимаем на корабле никакого положения! Чарльз Саммерс или, скажем, мистер Камбершам… А я могу стать посаженым отцом — да кем хотите!
— Вам не надо быть посаженым отцом, им станет мистер Ист.
— Мистер Ист?! Печатник?!
— Да выслушайте же! Или вы намерены перебивать меня до бесконечности?
В голове моей роилось множество ответов, но, выбирая лучший, я упустил время. Преттимен закрыл глаза и продолжил:
— Судовые офицеры получат новые назначения. Кто знает, куда их занесет? По всему ясно, что это последний вояж нашей древней посудины. Вы с Олдмедоу останетесь в Сиднейской бухте. Неужели непонятно, мистер Тальбот? Мисс Грэнхем унаследует мое состояние, каким бы скромным оно ни было. Но без достойных свидетелей, да на расстоянии восемнадцати тысяч миль от наших насквозь продажных судей…
— Как это — продажных?! Нет, это неслыханно! Британская система правосудия…
Глаза его распахнулись.
— А я говорю — продажных! Нет, в том, что касается денег, на них можно положиться, но они продажны во всем остальном в силу своих привилегий, земельного законодательства, порочной системы судебного представительства…
Голос Преттимена поднялся до пронзительных нот. Но видно, ангел смерти подлетел к нему так близко, что он немедленно понизил тон — столь стремительно, что еще несколько минут назад это показалось бы комичным.
— Не будем углубляться в суть проблемы, Тальбот. В конце концов, я говорю с представителем… а, пустое! Итак: вы и Олдмедоу, как свидетели бракосочетания, станете гарантией того, что мисс Грэнхем унаследует все.
— Я буду рад служить многоуважаемой мисс Грэнхем любым доступным мне способом… — Я запнулся и вдруг почувствовал, что это правда. — Разумеется, сэр. Однако надеюсь, что еще многие годы…
На щеках Преттимена вспыхнули красные пятна.
— Чепуха! Мне не так уж много осталось — несколько дней, а то и часов.
— А оглашение брака?
— В наших обстоятельствах им можно пренебречь. Все, разговор окончен.
Мы помолчали. Преттимен беспокойно заерзал. Я приподнялся со стула, но он остановил меня взмахом руки.
— Это еще не все. Не люблю просить об одолжениях, но в данном случае…
— Вы имеете полное право, сэр. Ради мисс Грэнхем.
— Мистер Саммерс говорил мне, что вы, во всяком случае, стоите за «честную игру». Фраза наивная…
— Фраза хорошая, мистер Преттимен. То, что школьники зовут «честной игрой», взрослые называют справедливостью.
— Вы верите в справедливость.
Воцарилась тишина. Я поглядел на полку с книгами в изголовье. Серьезное чтение.
— Я — англичанин.
— Мисс Грэнхем одобрительно отзывалась о вашем духовном росте…
— О чем?
— Не представляю, насколько цивилизованы отношения в наших колониях, однако готов к худшему. Прошу вас проследить, чтобы ей оказали прием, приличествующий культурному обществу.
— Дружбу с ней я почту за честь, сэр. Даю слово, что приложу все усилия для ее защиты.
Преттимен слабо улыбнулся — силы оставляли его.
— Надо признать — в большинстве случаев она не так уж нуждается в защите. И все-таки иногда дамы, согласно законам Природы, находятся в невыгодном положении. Боюсь, в колониях пока не сложилось достойное отношение к женщине.
— Не могу знать.
— И еще один вопрос.
Я ждал, но мистер Преттимен сохранял молчание.
— Какой вопрос, сэр?
Он промолчал, по-видимому, испытывая какую-то неловкость.
— Может быть, помочь вам улечься поудобнее, сэр? У вас одеяла сбились…
Голова Преттимена беспокойно металась по подушке.
— Это не одеяла, это опухоль нижней части живота и верхней части бедер.
— Боже мой!
— Можно обойтись без подобных восклицаний? Так вот, меня нельзя двигать. Любое перемещение, даже в самых необходимых целях — мука, которая лишает меня последних сил.
Он передохнул и промолвил:
— Итак, последний вопрос. Строго между нами. Я долго размышлял и решил, что поступаю правильно. Придвиньтесь поближе.
Я подвинул парусиновый стул к койке и наклонился. Неприятный запах сделался сильнее. Не начало ли это гниения? Я мало что понимаю в подобных делах.
— У меня для вас есть бумага.
— Да что вы?
— Документ за моей подписью. Видите, в каком я состоянии — больной, умирающий. Появятся те, кто захочет опротестовать завещание — они всегда появляются. Какие-нибудь дальние родственники, которым до похорон и в голову не приходит дать о себе знать. Они могут потребовать, чтобы брак сочли недействительным по причине невозможности исполнения супружеского долга. В таком случае мисс Грэнхем ничего не получит.
Долгая пауза.
— Я не очень понимаю, что требуется от меня, мистер Преттимен.
— Я написал заявление о том, что в ходе плавания вступил в добрачную связь с невестой.
— О Господи…
— Что вы сказали, сэр?
— Ничего. Ничего.
Его голос вновь поднялся до крика.
— Неужели вы думаете, молодой человек, что предрассудки вроде свадебной церемонии имеют какую-то власть над людьми вроде нас с мисс Грэнхем?
Я открыл рот, не зная, что ответить. Ярость Преттимена оказалась столь велика, что он вновь причинил себе боль: просто-таки взвыл, словно был наказан за богохульство. Забавно — я ведь и сам скептически отношусь ко всяким формальностям, считая их обычными ритуалами поддержания порядка. Крещение, венчание и похороны — вот, собственно, и все, что отделяет человека от зверя.
Тем временем больной пришел в себя.
— В верхнем ящике лежит зеленая кожаная папка. Дайте ее мне, пожалуйста.
Я повиновался. Преттимен прижал папку к груди, вытащил сложенный и запечатанный документ и поднес его к самым глазам.
— Вот он.
— А к чему этот документ? Я с тем же успехом могу выступить свидетелем на суде и присягнуть, что вы признались мне, в каких отношениях были с упомянутой леди.
— Не верю я им — вот и все.
Я чуть было не начал читать ему мораль: хотелось выступить от лица общества, сказать что-то вроде: «Стоило подумать об этом раньше!» или «Значит, предрассудки все же имеют над вами некую власть, сэр!». Но я, как ни странно, промолчал, потому что испытывал все меньше и меньше жалости и к нему, и — в особенности — к ней. Леди, к которой я питал немалое почтение, ведет себя как гулящая женщина! Я не знал — смеяться мне или плакать. Моральное падение мисс Грэнхем и бесило, и угнетало меня.
— Что ж, мистер Преттимен, думаю, все уже сказано. Полагаю, когда придет время для полного предрассудков ритуала, меня известят?
Преттимен повернул голову и посмотрел на меня, как мне показалось, с удивлением.
— Разумеется!
Я спрятал папку в ящик и поднялся.
— Выражаю согласие хранить этот документ и при необходимости предъявить его, не читая, в оговоренных вами обстоятельствах.
— Благодарю вас.
Я коротко кивнул, прощаясь. На выходе Преттимен окликнул меня:
— Мистер Тальбот!
— Да, сэр?
— Мисс Грэнхем не подозревает о существовании документа. Хотелось бы, чтобы она оставалась в неведении так долго, как только возможно.
Я снова кивнул и буквально вывалился из зловонной конуры.
Я пришел в себя, пристально разглядывая лохмотья, которыми обмотался мистер Брокльбанк для прогулки по шкафуту. Понятия не имею, как я сюда попал. Студеный ветер пробирал до костей даже сквозь матросскую робу.
Есть, есть в этом союзе уже немолодых людей что-то на редкость тошнотворное! Ему, наверное, уже под пятьдесят, а ей…
— Грязь, мерзость, распутство!
Брокльбанк меня не слышал, погруженный в раздумья или, судя по выражению лица, в глубокую печаль. Я решил разобраться в себе. Почему я принял все так близко к сердцу? Зажатый в руке документ за печатью был отвратителен, но я избрал своим долгом хранить его. Я отнес бумагу в каюту и захлопнул за собой дверь. Спрятав документ в нижний ящик, я рухнул на стул с такой силой, что обладай я габаритами, к примеру, мистера Брокльбанка, то стул неминуемо бы сломался.
В дверь постучали.
— Войдите!
В каюту заглянул Чарльз Саммерс.
— Вы не заняты?
— Конечно, нет! Присядете? Пожалуйте вот сюда, на койку. Прошу прощения, Филлипс до сих пор не прибрался. И вообще — тут так грязно, запущено, страшно! Как же меня утомило наше путешествие! Все время вода, вода… Жаль, нельзя ходить по ней, как посуху! Ах да, простите, простите — чем могу служить?
Чарльз осторожно уселся на неубранной постели.
— У меня к вам предложение. Не желаете ли стать гардемарином?
— Вы серьезно?
— Скажем так, наполовину. Сейчас объясню. У нас осталось только два лейтенанта, Камбершам и Бене, и всего один мичман, способный выполнять их обязанности — я имею в виду мистера Смайлса, штурмана…
— Я никак не могу понять, что это за звание такое…
— Да, странное — он один из последних его представителей, звание присвоено ему адмиралтейством в то время, когда навигация уже переходила в руки офицеров Его Величества. Итак, он — третий помощник. Время от времени обязанности вахтенного начальника будет нести мистер Аскью. Если же и я возьму на себя несколько дежурств, мы сможем разделить их на пятерых, что устроит всех…
— Всех, кроме вас! Боже, Чарльз, да вы день и ночь на ногах! Когда вы спите? По-моему, совсем ни к чему так усердствовать.
— Нет, вы неправы. Вспомните сельских жителей и их поговорку про раннюю пташку. Итак, скажем, я отстою ночную вахту, что означает, как вы уже знаете, время между…
— …полуночью и четырьмя часами утра.
— Именно. Вахтенному начальнику положено иметь при себе рассыльного. В общем, не согласитесь ли вы отстоять со мной вахту гардемарином?
— Вы настолько мне доверяете?
— Во всяком случае, больше, чем юному Виллису. Итак — согласны?
— Разумеется! Но вы — вы прибавляете себе четыре часа работы! Это уже слишком. Впрочем, ваше предложение порядком меня приободрило.
— А вы нуждались в ободрении? Все из-за тех же опасностей?
— Опасностей? О нет! Просто мне тут… кое-что рассказали. Некая молодая особа, которая мне очень… Похоже, ей известно больше, чем следует, об одной порочной связи и… Сегодня мне поведали кое-что, натолкнувшее на разные мысли… В общем, когда приступать?
