— Нет! — закричал Джефф. — Нет! Нет!
— Если есть еще какие-то секреты, — сказала грустным голосом Сара, не сочтите за труд изложить нам их.
Через несколько мгновений Карен сказала недовольным тоном:
— Ее похоронили. Теперь мы можем ехать в Европу. Мы можем все жить не так, как раньше.
Вдруг кожа ее лица стала буквально мраморного оттенка, а глаза помрачнели.
— Она готовилась натворить еще кучу всяких кошмаров… Джефф никогда бы этому не воспротивился и как всегда пустил бы все на самотек. От нее было плохо всем, даже ей самой. Вы все знаете, все. А должна была ее выносить я, и при этом целыми днями. Можно сказать, что это — благо для всех.
Но, казалось, никто не разделял этой точки зрения. Дети, оба, подошли к отцу. Энни пошла и встала за ними. Джеффри Конли смотрел на свою жену, вытаращив от ужаса глаза.
— Делайте, что хотите, — прошептала Карен, — но сначала хорошенько подумайте. Какой толк может быть от того, что все узнают правду?
И снова абсолютная тишина.
Мадам Брэди выпила еще глоток воды, хотя сердце ее уже обрело тот необходимый ритм теперь, когда у нее под ногами была привычная почва и ей не надо было искать то, что от нее прятали.
— Качество истины, — заявила она, — в самой истине. Алиса меня всегда этому учила.
Тут вдруг Дель сказала:
— Я вызову полицию… Это надо сделать. Это я беру на себя. Бедная Карен.
В доме у Бабушки на столе всегда стояли свежие цветы. И это благодаря тому, что Бабушка жила прямо за кладбищем.
— Ничего так не оживляет комнату, как цветы, — любила говаривать Бабушка. — Эд, будь добр, сбегай-ка быстренько, посмотри и принеси мне что-нибудь красивое… Мне кажется, что я слышала шаги со стороны склепа Виверов… Ты знаешь, где это. Выбери несколько красивых, но только, пожалуйста, не надо лилий.
Эд тут же мчался, перелезал через ограду в глубине двора я прыгал через старую могилу Патнэма, крест на которой покосился. Он бегал по аллеям, выбирая кратчайший путь между кустарниками и обегая статуи. Эду не было и семи лет, а он уже знал все закоулки кладбища, так как именно там после наступления ночи он играл в прятки со своими маленькими товарищами.
Эд любил кладбище. Кладбище было лучше, чем задний дворик, лучше, чем старый, обветшалый дом, где он жил со своей Бабулей. В четыре года он проводил большую часть своего времени, играя посреди могил. Кругом росли огромные деревья и кустарники, и столько прекрасной зеленой травы, и тропинок, которые образовывали прямо настоящий лабиринт среди могил и склепов. Над цветами все время летали и пели птицы. Было красиво и спокойно, и никто не присматривал и не беспокоил, не ругал… Но только при одном условии, конечно: нужно было так устраиваться, чтобы не быть замеченным Старым Гринча, сторожем. Но Старый Гринча жил в каменном доме у входа на другом конце большого кладбища.
Бабушка предостерегала Эда от Старого Гринча, советуя не попадаться на глаза сторожу на кладбище.
— Он не любит маленьких мальчишек, которые приходят сюда играть, а особенно во время похорон. Посмотреть, как он на все реагирует, так можно подумать, что кладбище и впрямь ему принадлежит. Тогда как, если уж и вправду разобраться во всем, мы единственные, кто имеет больше права пользоваться им, как нам того хочется! Иди туда и играй столько, сколько захочешь, Эд. Только смотри, не попадайся на глаза сторожу. В конечном счете, как я всегда говорю, молодым бываешь только раз.
Бабушка была великодушна, поистине великодушна. Она разрешала ему даже гулять допоздна и играть в прятки среди могил вместе со Сьюзи и с Джо. Надо сказать также, что она не слишком об этом беспокоилась, поскольку это был вечер и у нее были гости.
А днем Бабушка почти никогда никого не принимала. Только поставщика льда, мальчика от бакалейщика и время от времени почтальона… А тот, вообще, приходил только один раз в месяц с денежным переводом, который посылала Бабушке пенсионная касса. А так днем в доме в основном были Бабушка и Эд.
Но уж вечером как раз наоборот. Бабушка принимала гостей. Они никогда не приходили до ужина, а чаще всего прямо к восьми часам; и когда опускались сумерки, они начинали прибывать. Иногда по вечерам это была целая компания. В их числе почти всегда был господин Виллис, а также госпожа Кассиди и Сэм Гэйтс. Приходили также и другие, но именно этих троих Эд помнил лучше всего.
Господин Виллис был забавным человечком: всегда ворчливый, жалующийся на холод и всегда споривший с Бабушкой из-за того, что он называл "моя концессия".
— Вы даже и не предполагаете, как здесь может быть холодно, — говорил он, усаживаясь в углу у огня и потирая руки. — Мне кажется, с каждым днем все хуже и хуже. Заметьте, что я особо не жалуюсь, поскольку это не так уж и мучительно, как тот ревматизм, который у меня. Но они могли бы все же казаться меньшими скрягами, учитывая все те деньги, которые я им оставил. Они же выбрали себе что-то там из ели да еще отделанное блестящим хлопком, которое у меня продержалось не более одной зимы.
