Гросс закашлялся, замахал ручками и, отдышавшись, полез было торговаться, но тут вмешался молчавший доселе протер-секретарь. Он наклонился к уху сына божьего и шепнул:

— Соглашайтесь, ваша святость! Это совсем не дорого! Кроме того, я ручаюсь, что Барбитский Круг возьмет на себя половину расходов!..

Сардунский гросс вздрагивает и смотрит на своего секретаря с укоризной. Он знает, что беспорочный протер является одним из руководителей тайной религиозной организации Барбитский Круг, запрещенной в Гирляндии как светскими, так и духовными властями за крайне правый радикальный уклон; он знает об этом давно и не делает из этого никаких выводов. Но нельзя же так злоупотреблять его добротой и открыто заявлять о своей принадлежности к запрещенному обществу. Гросс смотрит на протера с неудовольствием, а тот и не думает конфузиться: видно, сознает свою силу!.. Повздыхав для приличия, гросс наконец успокаивается и говорит:

— Хорошо. Я согласен. Пишите договор, беспорочнейший протер. Первое чудо мы совершим во славу бога единого в Марабранской провинции, на родной земле уважаемого ведеора Браска. Во-первых, там, по его словам, слишком много развелось безбожников-коммунистов, а во-вторых, насколько нам известно, там две недели уже не было дождей и поля изнывают от засухи… Что вы на это скажете, ведеор Браск?

— В принципе я согласен, ваша святость, ибо наш заказчик — наш хозяин. Но в Марабране и окрестностях меня слишком хорошо знают. Боюсь, как бы это не нарушило гладкий ход осуществления чуда…

— Ничего! — успокаивает его гросс. — Это препятствие легко устранимо. Измените свою внешность, и вас никто не узнает. Например, бородку приклейте. А вы, дорогой мой протер, возьмите на себя труд лично проследить за качеством продукции. Дождь должен быть большим, настоящим, обильным! За полмиллиона суремов мы вправе требовать от ведеора Браска первосортного чуда!

— Обеспечьте только достаточное количество молящихся, а за чудо не извольте беспокоиться!

— Посмотрим, посмотрим… — ворчит гросс, зябко потирая ручки, и снова обращается к протеру-секретарю: — Что же касается даты моления, то назначьте его на воскресенье. Сегодня у нас среда, значит, ведеор Браск успеет все подготовить. К митрарху Марабранской провинции отправьте нарочного с приказом немедленно созвать всех гремов и абов Марабранского митрархата и проинструктировать их относительно предстоящего моления о чуде. Протеру верховного кабинета печати передайте, что еще сегодня ночью необходимо сдать в набор текст молитвы. Утром карточки должны быть готовы. Ступайте и выполняйте!

— Слушаюсь, ваша святость! — И протер-секретарь, ловко простершись ниц, прикладывается бородкой к мантии гросса.

РАБОЧИЕ ГОТОВЯТСЯ К ОТПОРУ

В черной, дымной Марабране, ощетинившейся против раскаленного небосвода тысячами заводских труб, жара этим летом еще более невыносима, чем в далекой северной столице. Здесь даже близость моря нисколько не облегчает положения. Тяжелый горячий воздух, насыщенный горьким дымом и ядовитыми испарениями бесчисленных заводских корпусов, кажется совершенно непригодным для дыхания. Но другого воздуха нет, а дышать нужно, чтобы жить, чтобы работать. И люди дышат, прячась, где только можно, от ненавистного солнца… Хоть бы дождь прошел! Но дождя нет и в ближайшие недели не предвидится…

В обеденный перерыв на заводе приборов точной механики Куркиса Браска рабочие, лишь только заголосит долгожданный гудок, опрометью бросаются прочь от жарких, душных цехов в бесчисленные закоулки дворов, навесов, складов и там, хотя и в относительной прохладе, съедают свой скудный обед.

На задворках гальванического цеха, под навесом, где свалены целые горы отработанной тары, собралось сегодня, в обеденный перерыв, несколько рабочих-коммунистов на короткую летучку. Расположившись на разнообразных ящиках, среди ворохов жухлой соломы и древесной стружки, они жуют скромные бутерброды, прихлебывая горький кофе из термосов.

Говорит старый костистый токарь Гардион, остальные молча слушают.

— Вот я и думаю, товарищи, что все это неспроста! — хрипит Гардион, с надрывом дыша своей впалой, больной грудью. — Гремы и абы наши точно белены объелись. В день по три проповеди шпарят! Растравляют народ болтовней о предстоящем чуде, карточки раздают с молитвой о дожде. У меня есть одна такая карточка…

Он вытаскивает из кармана старенького, застиранного комбинезона помятый, испачканный машинным маслом кусок картона и показывает его собравшимся. На карточке, сверху, изображен бог единый на розоватом облаке. Повелитель вселенной одет по воле неведомого художника Гроссерии в голубую мантию, густо усыпанную блестками звезд. Его строгое смуглое лицо обрамлено пышной белой бородой. Такие же белые волосы густыми локонами ниспадают на широкие плечи. Из-под длиннополой мантии торчат ступни в ременных сандалиях. Руки бога единого широко раскинуты для благословения. От облака идет тонкая косая штриховка, явно обозначающая дождь. Под рисунком крупными буквами отпечатан текст молитвы о ниспослании дождевого чуда.