— Совершенно серьезно, — заверил я ее. — Скажите, могу я вас называть как-нибудь? Мне кажется, было бы невежливо сразу называть вас Черепахой, не попытавшись узнать имени.
Она чуть напряглась, старательно избегая встречаться со мной взглядом.
— Присцилла, — пробормотала она.
— Присцилла, — кивнул я. — Если честно, я пока в основном тычусь вслепую. Я плохо понимаю, что происходит — потому и пришел поговорить с вами.
— Тогда откуда вы узнали об нашем ордене? — поинтересовалась она.
— В реальной жизни я частный следователь, — ответил я. — Расследую всякое.
— Он лжет, — заявила Присцилла, глядя на Анну. — Не может не лгать. Ты же знаешь, что мы видели.
Анна перевела взгляд с Присциллы на меня и покачала головой.
— Я так не думаю.
— И что вы видели? — спросил я у Анны.
Анна оглянулась на остальных, но возражений не услышала, и она снова посмотрела на меня.
— Вы правы. Несколько членов нашего ордена погибли. Чего вам, возможно, не известно — так это то, что еще несколько человек пропали, — она сделала глубокий вдох. — Не только из нашего ордена, но вообще из нашего круга. На конец прошлого месяца мы не досчитывались более двадцати человек.
Я негромко присвистнул. Два с лишним десятка человек — это уже серьезно. Поймите меня правильно: люди пропадают все время — по большей части добровольно. Но в нашем узком кругу люди поневоле теснее друг к другу; отчасти это происходит именно потому, что им известно о существовании сверхъестественных хищников, которые с радостью скушают их при малейшей возможности. Это самый что есть стадный инстинкт, примитивный и прямолинейный — но он помогает выжить.
Если пропало целых два десятка человек, значит, велика вероятность того, что кто-то вышел на охоту. И если этот кто-то — убийца, у меня на руках серьезная проблема. Впрочем, разве мне привыкать к такому?
— Вы сказали, ваши люди что-то видели. Что именно?
— В случае… — она тряхнула головой и прокашлялась. — В случае тех троих членов нашего ордена, чьи тела нашли, в последний раз их видели в обществе высокого человека в сером плаще.
Я даже зажмурился.
— И вы решили, что это я?
— Я не могу утверждать наверняка, — подала голос Присцилла. — Время было темное, и она стояла на улице перед моим домом. Я видела их в окно.
Ей не удалось скрыть то, что она едва не произнесла не «их», а «вас».
— А я выходила от Бока, — добавила Эбби серьезным тоном, глядя куда-то перед собой. — Поздно. Я видела, как она шла с мужчиной, и только.
— Этого я не видела, — произнесла Хелен Беккитт. Голос ее звучал бесстрастно, ровно, убежденно. — Салли ушла из бара с симпатичным темноволосым мужчиной, сероглазым, с бледной кожей.
В животе у меня похолодело. Краем глаза я увидел, как лицо Мёрфи тоже сделалось бесстрастным.
Анна подняла руку, призывая Хелен к молчанию.
— По меньшей мере двое заслуживающих доверия свидетелей показали, что в последний раз видели пропавших в обществе мужчины в сером плаще. Другие же, напротив, говорят о красивом брюнете.
Я тряхнул головой.
— И вы решили, что парень в сером плаще — это я?
— Много ли найдется в Чикаго высоких мужчин в сером плаще, вращающихся при этом в наших кругах, сэр? — ледяным тоном поинтересовалась Присцилла.
— Такой ткани цена три бакса за ярд на распродаже, — возразил я. — И высокие мужчины в городе с восьмимиллионным населением тоже нельзя сказать, чтобы редкость.
Присцилла прищурилась.
— Тогда кто это был?
Эбби хихикнула, на что Тото вильнул хвостом.
Я задумчиво пожевал губу.
— Ну, я совершенно уверен, что это не Мёрфи.
Хелен Беккит презрительно фыркнула.
— Если это шутка, то неудачная, — взвилась Присцилла.
— Ох. Прошу прощения. С учетом того, что я узнал о наличии в показаниях серого плаща несколько секунд назад, мне показалось, что и ваш вопрос звучит не слишком, чтобы серьезно, — я повернулся к Анне. — Это не я. И это не Страж нашего Совета — или, по меньшей мере, я чертовски надеюсь на то, что это не Страж нашего Совета.
— А если все-таки Страж? — тихо спросила Анна.
Я скрестил руки на груди.
— Тогда я сделаю так, чтобы он никогда и никому больше не смог причинить вреда.
— Прошу прощения, — вмешалась Мёрфи. — Вы сказали, погибли три члена вашего ордена. Не будете ли вы добры назвать их имена?
— Мария, — произнесла Анна медленно, словно в такт похоронной процессии. — Жанин. Полина.
До меня дошло, куда клонит Мёрфи.
— А что насчет Джессики Бланш? — спросила она.
Анна нахмурилась и, подумав, мотнула головой.
— Не думаю, чтобы это имя было мне знакомо.
— Значит, она не член ордена, — кивнула Мёрфи. — И в ваших, гм, кругах она не вращалась?
— Во всяком случае, не среди моих знакомых, — ответила Анна и оглянулась на остальных. — Никому больше не известно это имя?
Последовало молчание.
Я переглянулся с Мёрфи.
— Некоторые из этих случаев отличаются от остальных.
— А некоторые — не отличаются, — возразила она.
— Хоть что-то для начала, — сказал я.
У кого-то на руке забибикали часы, и девушка, сидевшая на диване рядом с Присциллой, резко выпрямилась. Совсем еще юная девушка — на вид не старше двадцати, и кожа ее имела этакий насыщенный цвет уроженки южной Индии. Еще ее отличали карие глаза под тяжелыми, выпуклыми веками, а также бандана, которую она повязала на свои прямые черные волосы. Одежду ее составляло фиолетовое балетное трико и чулки кремового цвета на длинных ногах, и вообще она имела сложение профессиональной танцовщицы. Мужские часы казались на ее тонком запястье непропорционально большими. Она нажала на кнопку, выключая сигнал, и взволнованно повернулась к Анне.
— Десять минут, — произнесла она.
Анна нахмурилась, кивнула и медленно двинулась к двери, вежливо напоминая нам, что пора и честь знать.
— Мы больше ничем не можем вам помочь, мистер Страж? Мисс Мёрфи?
В нашем сыщицком ремесле, когда тебя начинают выпроваживать с целью скрыть что-либо, мы называем это уликой.
— Конечно! — лучезарно улыбнулся я. — А что должно произойти через десять минут?
Анна остановилась, и ее вежливая улыбка померкла.
— Мы как могли лучше ответили на ваши вопросы. Вы дали мне слово, мистер Страж, что не будете злоупотреблять моим гостеприимством. Вы поклялись.
— Спрашивая вас, я действую в ваших же интересах, — ответил я.
— Вы так считаете, — сказала она. — Я считаю, что это вас не касается.
Я со вздохом кивнул и протянул ей свою визитку.
— Вот мой телефон. На случай, если вы передумаете.
— Благодарю вас, — вежливо отозвалась Анна.
Мы с Мёрфи вышли. Спускаясь в лифте, мы оба молчали. Я стоял, хмурый как туча. В прошлом такое настроение никогда не помогало мне в решении моих проблем, но все ведь когда-то случается в первый раз, верно?
— Думаешь, им известно что-то еще? — спросила Мёрфи, когда мы вышли из подъезда на солнце.
— Что-то им известно, — сказал я. — Или им кажется, что известно.
— Это был риторический вопрос, Гарри.
— Урыла, — я тряхнул головой. — Ну и что будем делать дальше?
— Пороемся в том, что стоит за Джессикой Бланш, — ответила она. — Посмотрим, не откопается ли чего.
Я кивнул.
— Все проще, чем рыскать по Чикаго в поиске парней в длинных серых плащах.
Она помедлила с ответом; я достаточно хорошо знал ее, чтобы понимать, что она осторожно выбирает слова.
— Возможно, не проще, чем найти бледного, привлекательного, темноволосого мужчину, который может быть, а может и не быть тем, кого последним видели с женщиной, умершей в разгар сексуального возбуждения.
Пару секунд мы оба молчали, слышались только наши шаги.
— Это не он, — произнес я наконец. — Он мой брат.
— Ага, конечно, — согласилась она.
— То есть, я довольно давно с ним не общался, — признался я. — И он живет сейчас сам по себе, — добавил я через несколько шагов. — Зашибает неплохие деньги… не знаю, как именно. Он же сам ни за что не скажет.
— Да, — кивнула Мёрфи.
— И полагаю, он сейчас кормится досыта, — продолжал я. — И само собой, где и как, он тоже не скажет, — мы прошли еще немного. — И он считает сам себя чудовищем. И ему физически дурно от попыток жить как нормальный человек.
Мы перешли улицу. Я ступил на тротуар и посмотрел на Мёрфи.
— Блин.
Мы не спеша двинулись по тротуару к Мёрфиному «Сатурну».
— Гарри, — тихо произнесла она. — Я думаю, ты прав насчет него. Но на карту поставлены жизни людей. Мы должны знать точно.
Одной мысли о том, что мой брат, единственная родная мне душа, плоть и кровь, может быть замешан во всей этой гадости, хватило, чтобы меня пронзила вспышка ослепительного, бессмысленного гнева. Высказанное Мёрфи в мягкой форме обвинение подлило масла в огонь, и это застало меня врасплох. Наверное, никогда еще прежде я не испытывал такого острого желания уничтожить грозящую моему брату опасность. Эмоции клокотали во мне расплавленным металлом, и я вдруг поймал себя на том, что чисто инстинктивно собираю их энергию и преобразую ее для удара. Какую-то секунду мне хотелось крушить всех и вся — начиная с того, кто хотя бы в мыслях имел причинить вред Томасу.
Я зарычал и зажмурился, пытаясь взять себя в руки. Я же не на войне — я всего-то иду по тротуару. Вокруг меня не находилось ни одной цели, чтобы испепелить ее этим гневом, но и оставлять эту рвущуюся из меня разрушительную энергию без выхода тоже не стоило. Я наклонился, коснулся тротуара кончиками пальцев в попытке заземлить готовый вырваться разряд, и мне это почти удалось: большая часть его ушла в землю, и только часть рассеялась в воздухе вокруг меня.
Это спасло нам жизнь.
Стоило мне высвободить энергию, как ближний к нам светофор взорвался и погас, Мёрфин мобильник заверещал «Звездно-полосатый флаг», у трех стоявших ближе к нам машин сработала сигнализация…
…и Мёрфин «Сатурн» окутался ослепительно-ярким клубком взрыва.
Времени предпринять что-либо у меня не было. Даже если бы я ждал взрыва, пригнувшись и держа наготове защитное поле, я вряд ли совладал с его энергией. Взрыв произошел внезапно, мгновенно, и его совершенно не беспокоило, укрываюсь я от него или нет. Что-то, больше всего похожее на огромную пуховую подушку, запущенную в меня кем-то калибра Халка Невероятного, ударило меня в грудь.
Меня оторвало от земли и отшвырнуло на несколько футов. На лету я зацепил плечом почтовый ящик, а потом я уже лежал на спине, глядя в ясное летнее небо.
Я остался жив — неплохо для начала с учетом ситуации. Значит, взрыв был не слишком сильный. Заряд, скорее, зажигательный, чем фугасный — так, старый, добрый огненный шар, от которого, конечно, вылетают окна и воспламеняются предметы, а ударная волна несет с собой некоего Гарри Дрездена, чародея, слегка б/у.
Я сел и уставился на клубящееся на месте Мёрфиного «Сатурна» облако черного дыма, из которого выбивались языки алого огня. Это вполне подтверждало мои предположения. Я скосил глаза набок и увидел Мёрфи, сидевшую на асфальте. На нижней губе ее набухла кровью ссадина. Вид она имела бледный и слегка оглушенный.
