— Как это? — поразилась наивная Анна.

Герман, пойманный вопросом врасплох, смутился и от этого ответил еще безапелляционнее:

— Она беременеет, сначала ее тело становится безобразным, а потом надолго превращается в доильный агрегат. Заботы о ребенке выключают бедолагу из жизни на несколько лет, а может, и навсегда. Мужчина делает ей ребенка, но убивает ее как девушку, все ее мечты и планы, а сам остается по-прежнему молод и свободен. Понимаешь? И только от его доброй воли теперь зависит, будет ли он тащить за собой эту разжиревшую корову с детенышем или нет.

— Как ужасно все, что ты говоришь. Но разве дети — это не любовь? — неуверенно возразила Анна.

— Нет, дети — это дети. Это другая новая жизнь и твоя смерть. Поэтому всех девушек ждет участь Сенты.

— Ужасно.

— Выбирай жизнь, — беспечно отозвался Герман.

— Что значит «жизнь»?

— Выбирай одиночество и свободу.

Анна подумала, взглянула в его болотно-зеленые, словно омут, глаза и тихо ответила:

— Пожалуй, я все-таки выберу смерть.

— Тогда вперед, — тут же поймал ее на слове Герман. У него так и екнуло под ложечкой. Ура! Ура! Она первая проговорилась! — Поедем, красотка, кататься. Сударыня! Мой корабль ждет вас! — И, легко спрыгнув с подоконника, подал ей руку. Она с трепетом вложила свою руку в его протянутую ладонь. В этом жесте было слишком много торжественной театральности, словно он звал ее не покататься на машине, а замуж. Впрочем, так оно и было. Или почти так. Он звал ее в мир взрослых женщин.

«Раз ребенок отнимет у меня мужчину, я никогда не забеременею, — поклялась себе Анна, — мне не нужны дети, мне нужен только Герман».

— Значит, ты выбираешь смерть, неразумная? — с притворной грозностью еще раз осведомился Герман. Распираемый глупым счастьем, он схватился за руль, как за гриву необъезженного скакуна, и до отказа вдавил педаль газа. «Жигуленок» со страшным взвизгом сорвался с места, едва не задавив случайного прохожего.

— Мы его не задели? — испугалась Анна.

— Нет, может, только гордость! — невозмутимо отозвался Голландец.

Партия Голландца

Годвин Волсунг вовсе не был голландцем, а скорее норвежцем или даже шведом. Просто в то далекое время именно голландцы слыли самыми лучшими моряками в мире, а Годвин был лучшим из лучших. Родные с гордостью говорили, что он появился на свет в день рождения самого Унго — покровителя скандинавских моряков. А в те времена люди верили, что по старинной традиции Унго становится крестным отцом всех мальчиков, рожденных в этот благословенный день.

Годвин происходил из старинного рода викингов, осевших после многочисленных военных набегов на города балтийского побережья в Дании. Благородная кровь — его род восходил к самому Кнуду Великому и несметные богатства, старательно собранные для него предками, делали Годвина одним из самых могущественных людей от Северного до Балтийского морей. Это его дед участвовал в битве у Гельголанда, когда Конрад фон Юнгинген, гроссмейстер ордена крестоносцев, заманил пиратов витальеров в ловушку, выдав свой военный корабль за нагруженное товаром торговое судно. К тому же Годвин был последним и единственным ребенком в когда-то шумном и воинственном клане Волсунгов, и родители надеялись, что со временем их сын, который рос резвым и смышленым мальчишкой, приведет в дом жену, нарожает кучу ребятишек, и благородный род Волсунгов не затеряется в вечности, как песчинка в морской пучине.

Но юноша грезил только дальними странами, кораблями и морем. Он умолил родных отпустить его странствовать. Мудрые и любящие родители долго сокрушались, но в конце концов решили не неволить сына и велели заложить ему самое быстроходное и могучее судно, какое только можно было себе представить в те далекие времена. Годвин сам нарисовал подробный план парусника, который он увидел в легком полуденном сне. Через три года с верфи скользнул на воду трехмачтовый красавец «Унго», плоскодонный, с двухметровой осадкой, сорока метров в длину и двенадцати в ширину, с двенадцатью парами весел и несколькими пушками на борту.

Годвин набрал команду из смелых молодых воинов, горящих, как он сам, бесшабашным желанием посмотреть дальние страны и найти в морской пучине сокровища или смерть. Он заполнил обширные трюмы всем, чем была богата его земля: отборными медвежьими и волчьими шкурами, медом и вяленой рыбой, а также короткими двуручными мечами и легкими кольчугами, которые славились тонкостью плетения и крепостью, отличными мушкетами и пистолями, крепкими бочонками с чистым порохом и отплыл в неведомые края.

В то время моря кишели пиратами и корсарами. Риск быть ограбленным был так велик, что многие осмотрительные торговцы вынуждены были отправлять товар из Лондона в Венецию посуху, вверх по Рейну и через Альпы. Но Годвин был прекрасным воином, смелым путешественником и удачливым купцом. Он заходил так далеко в Южные моря, куда никогда не плавали северяне, и всегда отважно сражался с кровожадными варварийскими пиратами Средиземноморья, раз от раза только умножая свои богатства.

Годвин не боялся не только людей, но и водной стихии. Море было ему как дом родной, и команда фрегата знала, что капитан, проложив путь по звездам, облакам или ветру, выведет своих людей целыми и невредимыми из любой ловушки, как бы ловко ни расставляла ее жадная до добычи, ненасытная морская утроба. Они считали своего вожака неприкасаемым.