— Единственное, к чему причастен Крис, — не сдавалась Терри, — так это к тому, что он позволил мне раньше уходить со службы, чтобы я имела возможность заниматься дочерью. И одно это гораздо больше всего, что сделал для меня ты.
Рики весь зарделся от гнева. В наступившей тишине Кин печально смотрел на обоих родителей.
— Что ж, наше время истекло, — сказал он. — К сожалению, если не произойдет никаких изменений, я буду вынужден представить суду рекомендации, которые кого-то из вас могут и не устроить. А возможно, и обоих.
Все было кончено. Беглое рукопожатие, несколько ничего не значащих слов утешения на прощание — и они с Рики оказались в холле.
Ариас стиснул ее руку:
— Терри, ты наговорила много гадостей. Все это чистая ложь. Но ты ничего не добьешься, потому что не знаешь, как можно пронять человека. — В голосе его слышалось спокойное презрение. — Поэтому дочь не достанется тебе. Вот это будет цирк!
Терри посмотрела ему в глаза.
— Ты сказал, что я хочу опорочить всю твою жизнь. Так вот, я забыла упомянуть про одно обстоятельство. — Она вся подалась вперед, пронзая его взглядом. — Ты дерьмовый любовник, Рики. В постели ты просто никакой.
Краска разлилась по лицу мужчины, но тут же губы его тронула улыбка, в которой, казалось, было сознание превосходства.
— Есть и другое обстоятельство, о котором я забыл упомянуть: мне сказал об этом юрист, у которого я консультировался. — Дальнейшее он произнес почти шепотом: — От Алека Кина только что ушла жена. К адвокату. До встречи в суде, Тер.
По соображениям безопасности — главным образом на тот случай, если обманутые в своих ожиданиях отцы, обезумев, вдруг начнут хвататься за оружие, — семейные дела рассматривались в том же здании, где размещался муниципальный суд. Это было мрачное, убогое строение, в которое вы попадали через облупившееся парадное с часовым и металлодетектором. Терри-юриста, занимающую уголовными делами, ничуть не смущала царившая вокруг тягостная атмосфера. Терри-мать, проходя между стойками детектора со своим адвокатом (специалистом по бракоразводным процессам) — элегантной, рыжеволосой Джанет Флагерти, — чувствовала, как ее охватывает ужас.
— Оставь надежду всяк сюда входящий, — раздался веселый голос у нее за спиной.
Терри обернулась. Это был Рики, на лице которого сияла улыбка, пожалуй, чересчур яркая, с учетом обстоятельств. Терри про себя отметила, что мужу втайне льстит то внимание, которое готовы были оказать его персоне.
— Ты что, прятался за углом, штудируя «Собрание цитат Бартлетта»?[8]
— Какой цинизм. — Продолжая улыбаться, он протянул руку Джанет Флагерти. — Джанет? Меня зовут Рики Ариас. Мы говорили с вами по телефону. Не могли бы мы минуту потолковать? — Он покосился в сторону Терри. — Без вашей клиентки.
Терри сжалась: он безошибочно определил, что ей будет тяжело, если про Елену начнут говорить, минуя ее, через чье-то посредство. Флагерти с отсутствующим выражением окинула его беглым взглядом.
— А мы не могли бы минуту потолковать без вашего клиента? — парировала она.
Рики простодушно рассмеялся.
— Думаю, на это способны только гусеницы или червяки. — Он вновь расцвел в улыбке.
На лице Флагерти не дрогнул ни единый мускул.
— Вот именно, — коротко отрезала Джанет.
Поднявшись на лифте на третий этаж, они стояли в выложенном зеленой плиткой холле. Не обращая внимания на Терезу, Ариас уперся в адвоката сосредоточенным взглядом.
— Я только хотел избежать лишних эмоций. Джанет, я рассчитывал, что вы поможете мне договориться с Терри. Вы же видите, у нас самих не очень хорошо получается.
Терри мрачно отметила, что Рикардо верен своим светским манерам. Но Флагерти по-прежнему была невозмутима.
— С вашей стороны, было бы разумным подумать об устройстве на работу, — сказала она. — Мы уже попросили суд вынести соответствующее определение.
Рики сокрушенно покачал головой.
— Сейчас, когда решается судьба моей дочери, она меньше всего нуждается, чтобы ее покинули оба родителя. Кроме того, я ведь работаю. Дома.
Флагерти едва не состроила презрительную гримасу.
— Не будем толочь воду в ступе. Какие у вас предложения? — поинтересовалась она.
— Комплексная сделка на основе взаимных уступок. Фиксированное содержание мне как супругу в размере тысячи долларов в месяц на протяжении трех лет. Содержание на ребенка — полторы тысячи в месяц…
— Это половина моего чистого заработка, — вмешалась в разговор Терри. — Не говоря уже о том, что я сама добиваюсь опекунства.
— Прошу тебя, позволь мне закончить. — Рикардо обратил к ней свой невинный ясный взгляд. — Тер, я все продумал. Так будет справедливо для нас обоих. Первый год в будни Елена будет со мной, а по выходным — с тобой. В конце года мы обсудим ситуацию. Если не достигнем взаимопонимания, можно будет еще раз обратиться в суд, который и установит окончательный порядок. — Он заговорил тише: — Пойми, это хорошо продуманное решение, которое вызовет в суде лишь уважение. И потом, я же снизил сознательно размер супружеского содержания, хотя уверен, что мне присудили бы больше.
— Я увеличу твое содержание, — сказала Терри. — Но я требую закрепления за собой права преимущественного опекунства над Еленой. То есть она будет со мной в будни и каждые вторые выходные.
— Ты же знаешь, что это не пройдет, Тер. — Он говорил размеренно и торжественно, словно репетируя свое выступление перед судом. — Дело ведь не в деньгах. Я готов пожертвовать собственной карьерой, если от этого зависит счастье Елены.
Флагерти нахмуренно взглянула на часы.
— Пора, — поторопила она. — Нам с Терри еще нужно поговорить.
Они удалились, и Терри, оглянувшись, увидела, что Рики, как заведенный ходит кругами.
— Ему не дает покоя мысль о денежном содержании, — вскользь заметила Терри.
Флагерти кивнула.
— Если ему установят фиксированное содержание, он избавится от необходимости регулярно отчитываться перед судом в поисках работы и избежит возможного снижения этого содержания, даже если будет просиживать штаны дома. Похоже, он неплохо в этом разбирается. — Флагерти оглянулась. — К тому же возомнил, что разбирается и в женщинах.
Терри охватило тревожное предчувствие.
— Так тебе понятен смысл его аферы?
Небрежным и в то же время нетерпеливым кивком Джанет дала понять, что видит его насквозь.
— Для Рики не секрет, что содержание на ребенка, в отличие от содержания на супруга, — это его талон на бесплатное питание. Потому что с его помощью он может кормиться до тех пор, пока Елене не исполнится восемнадцать. Не сомневаюсь, что в конце года Ариас не пойдет ни на какие уступки, даже если будет совершенно очевидно, что Елене с ним несладко. Напротив, он заявит суду, дескать, нельзя нарушать статус-кво. — Она замолчала, изучающе глядя на Терри. — С позиций семейно-брачного законодательства, год — это достаточно большой срок, чтобы суд согласился с его просьбой. Если его сделают главным опекуном, — продолжала адвокат, — каждый раз, когда тебе будут повышать жалованье, он будет добиваться увеличения размера содержания на ребенка. Насколько я успела понять Ариаса, он будет применять угрозы и тихий шантаж на протяжении последующих тринадцати лет. А если ты попытаешься вынудить его устроиться на работу, он будет тыкать тебе в нос неотъемлемыми интересами ребенка. И наконец, — заключила Флагерти, словно зачитывая приговор, — у него будут свободные выходные. Чем не идеальная жизнь для законченного паразита? Или я что-нибудь упустила из виду?
Взвешенная рациональность этого саркастического комментария еще больше обескураживала.
— Я ни при каких обстоятельствах не могу позволить, чтобы он взял на себя воспитание Елены, — категорически заявила Терри.
— Что ж, значит, у нас нет иного выбора, как дать ему бой. — Флагерти положила руку на плечо Терри. — Но я должна предупредить тебя. Судья Скатена — странная личность. За двадцать лет практики в качестве судьи по бракоразводным делам он научился в равной степени ненавидеть всех, включая юристов. Кого он будет ненавидеть в каждом конкретном случае, зависит не от обстоятельств дела, а скорее, от того, с какой ноги он встал. Возможно, нам и повезет. Едва ли Рик соответствует понятию Скатены о настоящем мужике. — Она еще раз взглянула на часы. — Осталось две минуты. Нам лучше войти.
Когда они приблизились к Рикардо, тот что-то тихо насвистывал.
— Елену я тебе не уступлю, — бросила Тереза.
На лице Рики отразилось раздражение. Он недоуменно пожал плечами.
— Ты совершаешь ошибку, Тер, и это печально. У меня нет другого выхода, кроме как отстаивать свои права.
Он повернулся на каблуках и вошел в зал суда. Флагерти проводила его задумчивым взглядом.
— Послушай-ка, Терри, ты можешь заплатить мне гонорар? — спросила она.
Терри могла ее понять. Тяжба с Рики обещала быть нелегкой; гонорары будут прибывать, и Флагерти, которая вела дела в одиночку, как независимый адвокат, не могла упускать из виду причитавшихся ей сумм. Но если Тереза выпишет чек, то останется без денег: пять тысяч долларов, взятые взаймы у матери, были последними.
— Ты хочешь, чтобы я выписала чек сейчас? — спросила она.
Флагерти покачала головой.
— Не надо, я тебе доверяю.
Они вошли в зал.
Кресло судьи еще пустовало. Стена за судейскими местами была оклеена обоями золотистого цвета; в углах по обе стороны высились флаги — национальный и штата Калифорнии. Самым диковинным был водруженный прямо над судейским креслом кованый железный орел. Перед судейской скамьей стояли два деревянных стола с медными дощечками; на одной было выгравировано «Истец», на другой — «Ответчик». Низкая перегородка (тоже из дерева) с навесными дверцами отделяла уже участвующих в процессе от тех, кто только ждал своей очереди, — это было пестрое скопление мужчин и женщин, явившихся сюда вместе со своими адвокатами и чувствовавших себя явно не в своей тарелке. Терри не могла припомнить другого такого зала суда, который производил бы столь безотрадное впечатление.
