Утверждая, что судьба индивидуального еврея во многом зависела от отношений всей общины с окружавшим миром, религиозное руководство общины жестко диктовало свои требования каждому из ее членов. Постоянная готовность к возможному нападению помогала превращать каждого еврея в солдата-резервиста, готового выступить в защиту общих интересов. В то же время, поскольку вооруженный конфликт был, как правило, не выгоден общине, предпринимались многочисленные усилия для его предотвращения. Каждый еврей должен был действовать как надежный информатор, сообщающий все необходимые сведения о событиях во вражеском стане, как умелый пропагандист, способный нейтрализовать враждебные евреям взгляды и распространять проеврейские настроения, как полномочный представитель общины, по поведению которого могут судить о всем народе. Руководство общины требовало от каждого еврея сдержанности в поведении, чтобы не спровоцировать нападения извне.
Случаи перерастания вооруженного мира в полномасштабный конфликт лишь убеждали членов еврейской общины в необходимости всецело подчиняться диктаторской власти раввината, действующей в условиях постоянного чрезвычайного положения. Малейшие отклонения от диктуемых норм поведения немедленно замечались и сурово осуждались как измена народу и Богу.
Еврейский просветитель И. Г. Оршанский писал: «Всякому, знакомому с еврейским бытом, известно, что староеврейский строй жизни, с его средневековыми учреждениями, религиозной обрядностью и фанатизмом, держится на силе консервативного, фанатического общественного мнения еврейского населения этих городов и местечек. Личная свобода, личная мысль здесь совершенно задавлена деспотизмом общины, которая следит зорким оком за тем, чтобы никто из ее членов не отступил от завета отцов ни на один волос; и горе тому, кто будет замечен в измене вере своих предков или хоть малейшему обычаю, освященному временем!» Об этом свидетельствовали беспощадные преследования таких «вольнодумцев», как Уриэль дАкоста и Барух Спиноза.
Жесткий контроль внутри общин и стремление государств, на территории которых они находились, сдержать их рост породили институт еврейского гетто – особых городских кварталов, населенных евреями. Описывая быт евреев в германском гетто XVIII века, Лион Фейхтвангер не жалел мрачных красок: «Загоняли их в тесные пространства, загораживали и наглухо запирали на ночь ворота их гетто, сторожили все входы и выходы. Жили они в неимоверной скученности; они размножались, но отведенное им пространство не расширялось… Мужчины и прекрасные женщины рано увядали, из десяти рожденных ими детей семеро умирали. Они были подобны мертвой застойной воде, отгороженные плотиной от бурного потока жизни, от языка, искусства, духовных интересов остальных людей. Они жили в удушающей близости, каждый знал тайну каждого, среди вечных сплетен и недоверия терлись они, вынужденные паралитики, друг о друга, до крови раздирали друг друга, один другому враг, один связанный с другим, ибо ничтожнейший промах и незадача одного могли стать несчастьем для всех».
Психологической компенсацией условий жизни в гетто с ее физическим и душевным нездоровьем служили ирония и самоирония. Не случайно в книгу «Мудрость Израиля», составленную Льюисом Брауном, наряду с отрывками из Священного Писания, Мишны и Гемары, вошло немало всевозможных анекдотов, которые давно стали характерной особенностью еврейского юмора. Объектами язвительных насмешек в этих анекдотах становились правители, порядки и обычаи различных «стран пребывания». В то же время житейские трудности евреев, их стремление добиться успеха, их нравы также становились предметом иронизирования.
Очевидно, что ни постоянная напряженность в отношениях между евреями и народами, на землях которых они жили, ни внутренний гнет общины, ни физическое и психическое нездоровье многих обитателей гетто не сломили еврейство. Многочисленные изгнания из различных королевств Западной Европы не остановили торговой деятельности, которой было занято большинство евреев этого региона. Более того, уход с исторической сцены ряда торговых народов, таких как финикийцы, древние греки, ослабление активности в Европе купцов ряда других стран Востока превратило евреев в наиболее многочисленный и хорошо организованный отряд международной торговли в этом регионе. Превращение же Европы в самый быстро развивающийся в экономическом отношении регион мира лишь способствовал укреплению мировых позиций еврейских торговцев и финансистов.
В то же время еврейские торговцы унаследовали профессиональные приемы коммерции, основанные на многовековом опыте купцов Востока с их умением подобрать товар, отвечавший потребностям людей, привлечь внимание к этому товару и убедить потенциального покупателя в выгодности предлагаемой сделки. Местные же европейские торговцы, исторически позже вступившие на стезю коммерции, явно уступали им в этом сравнительно новом для них деле.
Будучи неплохим знатоком хозяйственной истории человечества (о чем, в частности, свидетельствует замечательная экспозиция в его личном музее в Дирборне), Генри Форд красочно описал методы торговли европейских купцов, которые были еще сильно отягощены патриархально-общинными традициями: «В Старой Англии среди сословия купцов господствовало много почтенных обычаев. Так купец, пользующийся уважением, никогда не должен был начинать дело по собственному почину, а лишь тогда, когда ему оно было предложено. Точно так же украшения витрин свечами или красками, равно как и выставка товаров, рассчитанная на приманку публики, считались позорным и нечистым приемом, имеющим целью отбить клиентов у соседей. Наконец, считалось совершенно неприличным и противным купеческим обычаям торговать более, чем одним товаром. Если, например, кто-нибудь торговал чаем, то казалось, он мог бы продавать и чайные ложки? Однако, если бы кто-либо сделал такого рода объявление, то он рисковал бы погубить свое дело – до того такой прием казался общественному мнению чудовищным. Приличие требовало, чтобы купец делал вид, что он неохотно расстается со своим товаром».
«Можно себе представить, что произошло, когда в эту чащу спокойных обычаев ворвался еврейский торговец. Он просто разбил их вдребезги… Еврея неудержимо влекло продавать. Если он не мог продать покупателю определенный предмет, то под рукой у него был другой, который он и предлагал. Еврейские лавки сделались базарами, предшественниками современных универсальных магазинов, и старый английский обычай – каждая лавка только для определенного рода товаров – был уничтожен. Еврей гонялся за делом, преследовал его, выговаривал его себе. Он первым ввел «быстроту оборота при малой прибыли», он же ввел продажу в рассрочку. Единственное, чего он не выносил, были покой и постоянство: все мысли его направлены к тому, чтобы все вокруг него находилось в движении. Он был отцом рекламы в те времена, когда даже простое объявление о том, какой товар имеется в лавке, наводило публику на мысль, что собственник переживает денежные затруднения, и что ему грозит банкротство, почему он и прибег к последнему отчаянному средству, к которому ни один уважающий себя купец прибегнуть не решится… В те времена обычай имел силу Богом установленного этического закона: поэтому еврей, благодаря своему поведению, казался великим грешником. Кто мог нарушить эти почтенные купеческие обычаи, тот не остановится ни перед чем».
