Волшебники забирали и ее, чтобы передать в заботливые руки монашек. Нажав на кристалл, я подал им знак, разрешив вмешаться. Я не мог сделать этого раньше из-за колдунов-ренегатов. Магический сигнал разбудил бы их раньше времени, и тогда победа осталась бы за мцари.

Франсуаз без особого удовольствия следила за тем, как я прощаюсь с Лианной. Когда девушка исчезла совсем, я опустил руки, и только теперь по-настоящему увидел мертвые тела, разбросанные по священной зале.

Мне не хотелось здесь оставаться.

– Нам пора, – негромко произнес я.

22

Ночь спускалась над городом. Медленно, как черные клубы дыма, она заволакивала небосвод, пока не поглотила его. Странно, но даже здесь, под землей, я чувствовал ее пришествие.

В темноте есть нечто, к чему ты никогда не сможешь привыкнуть. Медленное ощущение пустоты, беспомощности и пугающей бесконечности – кажется, достаточно протянуть руку и коснешься Бездны.

Шаги раздались неожиданно.

Так всегда бывает, когда напряженно и долго ждешь чего-то. Ты знаешь, что это произойдет – но все происходит вдруг.

Приглушенный свет потайного фонаря робко лизнул стену впереди, там, где коридор изгибался. Он приближался, а вместе с ним близилась большая черная тень – так из глубины туннеля виделся человек, который нес лампу.

Еще один пример того, что свет и тьма всегда идут рядом.

Я поднялся на ноги.

– Доброй ночи, капитан, – негромко произнес я.

Офицер остановился.

Лампа в его руке дрогнула, как и его решимость.

– Стража никогда не спит? – спросил я.

Человек с фонарем не протянул руку к оружию.

Он замер передо мной черной бесформенной тенью, как пришедшая в город ночь.

– Те, кто в прежние времена охранял караваны, не пошли в гвардию. Но из кого тогда ее набирали, спросил я себя. Ответ прост – из разбойников.

– Мой отец не был бандитом, – ответил капитан. – Отважный воин, которому покорилась сама пустыня. Его имя знали все – и произносили не со страхом, а с уважением.

– Он умел управлять унамунами, верно?

– Да.

Человек засунул руку под камзол и вынул то, что носил на шее, на золотой цепочке. Света лампы было недостаточно, и капитан открыл заслонку потайного фонаря.

– С помощью этого серебряного свистка. Не знаю, дело тут в серебре или в том, как он изготовлен. Но стоит мне подуть в него – определенным образом – как все унамуны вокруг слетятся, чтобы исполнить мою волю. Возьмите фонарь.

Я передал его Френки.

– Многие пытались украсть его. Думали, это амулет, который защитит любого, кто им воспользуется. Они ошибались. Несколько раз ворам все-таки удавалось перехитрить моего отца.

Он улыбнулся.

– Дунув в свисток, мошенник сразу же призывал подземных тварей. А те набрасывались на него и съедали. О том, как укротить унамунов, мой отец рассказал только мне.

– Вы слишком спокойны для человека, которого поймали с поличным, – сказала Френки.

Улыбка капитана стала еще шире.

– Мне нечего бояться. Кто я – ни для кого не секрет. Работа стражника – грязный, неблагодарный труд. Никто не захотел за него браться. Все предпочли спрятаться в кусты и плакать по старым временам. Пойдемте, я вам покажу.

Он направился вперед, по извилистому тоннелю.

– Этот коридор проложил мой отец, много лет назад, чтобы приручить унамунов. Мы тоже жили в пустыне, как и горожане. Но мы были не ее рабами, а хозяевами. Держу пари, вы говорили с Юсуфом, который сейчас обучает молодежь фехтованию? Он говорил вам про честь и гордость.

Офицер остановился, чтобы взглянуть на нас.

– Он всегда был ничтожеством, даже меч не умел держать. Знаете, почему он смог дотянуть до старости? Мой отец велел щадить его. Юсуф был нашим лучшим союзником среди горожан, хотя сам не понимал этого. Умри он – на его место мог прийти другой, более опытный воин. Теперь ступайте очень осторожно…

Фонарь горел на полную мощность, но даже теперь его света не хватало.

– Унамуны привыкли, что здесь ходят люди – их хозяева. Поэтому и не напали на вас. Но все же лучше их не дразнить.

– Когда появилась башня, ваш мир разрушился, – сказал я.

– Мы были королями пустыни. Теперь собираем мусор с городских улиц. Но мы взялись за эту работу потому, что умеем выживать и ждать своего часа.

– Ваш час настал, когда вы узнали, что кто-то хочет разрушить башню?

– Это правда. Я знал, это никому не под силу. Кроме меня. Если собрать унамунов в одну пещеру, а потом приказать атаковать башню из-под земли – от этого строения не останется камня на камне. По крайней мере, я так рассчитываю. А впрочем, смотрите сами.

Он взял фонарь из рук Франсуаз и поднял его.

Туннель кончился. Перед нами раскрылись объятия подземной пещеры. Капитан вновь приглушил лампу, но я сомневался, что даже в полную силу она смогла бы осветить грот.

На первый взгляд, гнездо казалось пустым. Только серые своды, уходившие в темноту. Потом вы понимали, что видите не стены. Сотни и сотни унамунов облепили пещеру, сидели один на другом, и не было между ними даже свободного дюйма.

– Прекрасно, не правда ли? – спросил капитан. – Я помню, как отец впервые привел меня сюда. Тогда я ощутил необыкновенное чувство. По сравнению с этой мощью человек кажется таким маленьким, таким ничтожным. Но стоит взять свисток, и все унамуны станут мне подчиняться.

– Что случилось с вашим отцом? – спросил я.

Офицер быстро посмотрел на меня.

– Он погиб. Его заколол пьяный лавочник, который избивал жену каждое воскресенье. Соседи услышали крики, позвали гвардейцев.

Он сжал зубы.

– Обычно городские стражники умирают именно так.

Капитан взмахнул рукой.

– Это в прошлом. Мне потребовалось много часов, чтобы приманить сюда унамунов со всей пустыни. Я боялся, что охрипну совсем, дуя в свой свисток. Но теперь они здесь…

– И что вы намерены делать?

– Башня Иль-Закира закрыта со всех сторон. Лучше любой крепости. И все же есть вход, который всегда открыт.

– Скважина, по которой выкачивают воду?

– Вот именно. Если приказать унамунам лететь туда – а воды они не боятся – стая взорвет башню изнутри. И старые времена вернутся.

По мере того, как он говорил, капитан медленно продвигался внутрь пещеры, держа фонарь высоко над головой. В другой руке он сжимал серебряный свисток.

Офицер не хотел, чтобы я набросился на него, пытаясь отнять амулет. Теперь около сотни унамунов отделяли нас друг от друга, и достаточно было одного сигнала, чтобы они набросились на меня.

– Крысяки служили вашему отцу? – спросил я.

– Да.

Офицер взглянул на часы.

– Я должен подождать, пока наступит четыре часа утра. Именно в это время на город всегда налетал самум. Хочу, чтобы новая эра началась с чего-то важного, символического.

Он поставил фонарь на землю.

– У нас есть еще пара минут, эльф. Надеюсь, вы понимаете, что унамуны знают меня – и охраняют. Любая попытка напасть только приблизит вашу неизбежную гибель… Что же до крысяков – им не повезло. Городские власти не захотели нанимать в стражники тех, у кого вместо лица морды. Но я не порывал связей со старыми товарищами.

– Однако вы не сказали им, что собираетесь делать?

– Нет… К чему брать с собой в новое будущее тех, кто видел тебя сегодня, смотрел на твой позор. Пусть очищающая вода смоет и их, и других гвардейцев. А потом пустыня вернется. И я вернусь вместе с ней.

Он поднес серебряный свисток ко рту.

Я ничего не услышал. По всей видимости, звук летел на волне, которую уши эльфа не воспринимают. Франсуаз схватилась за голову и согнулась вдвое.

Стены ожили.

Медленно, один за другим, унамуны начали подниматься в воздух. Они расправляли крылья и вновь складывали их, чтобы устремиться вверх, по подземному туннелю.

Я ошибся. Их было гораздо больше, чем можно себе вообразить. Твари сидели слоями. Пять? Шесть слоев? Казалось, они рождаются прямо из стен, отваливаясь от влажной глины.

Грот исчез. Передо мной колебалось серое марево, в котором нельзя было различить отдельных существ. Высокая фигура капитана скрылась из глаз.

– Прощайте, эльф, – прокричал он.

Его голос с трудом пробивался сквозь хлопанье сотен крыльев.

– Вы были обречены с самого начала – как только вошли сюда. Не вините себя за то, что не смогли ничего поделать. Унамуны – духи пустыни, а пустыню нельзя остановить.

Я поднял руки.

Громкий, закладывающий уши вопль пронесся под сводами пещеры. Самое страшное, самое черное, что может таиться в глубинах человеческой души, все слилось в нем. Мне пришлось закрыть глаза – я не мог смотреть на то, что происходит.

Унамуны лопались один за другим, как огромные комары, напившиеся крови. Они разлетались в воздухе алыми фонтанами, словно фейерверк. А потом падали наземь безжизненными сухими листьями.

Это длилось недолго.

Спустя пару минут в гроте не осталось ни одной летающей твари. Только сухой ломкий ковер под нашими ногами напоминал о том ужасе, что еще недавно царил здесь.

Капитан городской стражи стоял, выпрямившись, словно принимал свой последний парад.

– Что произошло? – глухо произнес он.

– Я только что говорил своей спутнице, что унамуны немного телепаты. Они улавливают чувства людей – именно это позволяет им выслеживать добычу. У эльфов есть схожая способность, но противоположная. Мы умеем передавать эмоции, в форме одного яркого образа.