В общем, доехали до Нагорной, а там поезд всегда притормаживал перед поворотом. На ходу попрыгав с вагона, вошли в мертвую деревню. Здесь даже Мятыш подобрался. Уже не пинал мусор и не отходил далеко от общей колонны. Мне тоже было в этих местах не слишком уютно. Потому что, странное дело, иные избушки могли при живых людях жить и две, и три сотни лет, но стоило жизни покинуть деревню, и начиналась стремительная агония. Заборчики перекашивались, стекла лопались, постройки ветшали и темнели. Это напоминало эпидемию: домишки умирали один за другим, теряя крыши, проваливаясь внутрь себя, а то и вовсе опрокидываясь на сгнившие бока. Странно, но теперь они даже в большей степени напоминали живых существ, потому что заканчивали свой век мучительно и некрасиво, — совсем как люди, теряли былую стать и крепость, стремительно обращались в труху. Наверное, поэтому в Нагорной мы никогда не задерживались. Вот и сейчас, быстро проскочив деревушку, мы торопливо углубились в лес. Пару раз останавливались, сверяясь с направлением. Карты нам преподаватель, понятно, не дал, но мы и без карт неплохо ориентировались. Бедный Хобот и не подозревал, что одного рассказа окажется достаточно, чтобы погнать нас к загадочному озеру. Скелетон с Гольяном и тут расстарались — раздобыли где-то распечатку. Мутную, неясную — еще с древних времен, но худо-бедно разобрать значки было можно. Думали добежать быстро, да не тут-то было! Мятыш на чернику набрел — прямо целые заросли! — и задержались, понятно. Скелетон пытался попугать нас, сообщив, что свинца в ягодах многовато, но народ только дружно посмеялся. Даже пошутили на тему полезности стронция и свинца для наших растущих организмов, после чего попадали на четвереньки и с энтузиазмом принялись пастись среди черничника. Ягоды лопали, наверное, не меньше часа! Вкуснотища была необыкновенная! Несмотря на свинец, стронций и прочие дурные радионуклиды. Иной раз попадалась и земляника — уже переспевшая, даже не красная, а темно-бордовая, с ноготь большого пальца. Такую и рвать было боязно, — работали, точно саперы с детонатором. Зато, если доносили нераздавленную да необроненную до рта, то и зажмуриваться было не стыдно. Даже Скелетон, послушав общее чавканье, не удержался и принялся рвать ягоды. Он, конечно, парень чудной, но и ему, как выяснилось, ничто человеческое не чуждо. Украдкой поглядывая в его сторону, я видел, что черника ему нравится.
— Паца, муравьи! Настоящие! — пропищал восторженно Мятыш. Передвигаясь на четвереньках, он чуть ли не столкнулся с жилищем муравьев — и впрямь здоровенным таким холмиком, каких давно мы уже не встречали.
— Чудила! Муравьев не видел?
А Мятыш и впрямь не видел. Насколько я мог судить, он был в Ковчеге самым младшим. Да и раньше — до Ковчега то есть — из города, скорее всего, не вылезал. Так что ему все было в диковинку — и черника с лесными шишками, и жуки с муравьями да улитками.
— Только гляньте, какую они домину отгрохали! — ухал и ахал он. Глаза у Мятыша светились, точно фонарики, и пацаны, отрываясь от черники, невольно ухмылялись, ощущая себя взрослыми и мудрыми. Только Вика глядела на Мятыша по-особенному. Мне казалось, я даже ревновать ее начинал. К этим взглядам и ее явной симпатии. И непонятно было, кого и к кому я ревную, потому как Мятыш мне и самому нравился, ну а Вика… С Викой все обстояло много сложнее…
— Гля-ка, все бегают, носят чего-то. Щепки какие-то, иголки еловые. А этот, смотрите, муху волочет! Маленький, а такую мухенцию! И не отдыхает даже!
— Да уж, сиднем не сидят, как некоторые, — пашут и пашут…
«Пашут» послужило ключевым словом. Оно, видимо, и привело Скелетона в чувство. Поднявшись с травы, он решительно отряхнул колени и ищуще повернул голову. Точно радаром что-то прощупывал.
— Пора? — Гольян первым уловил настроение вожака и тоже вскочил на ноги. — Куда двигаем?
— Туда, — Скелетон уверенно указал направление.
— Все! Хорэ объедаться! Дальше погнали! — заорал Гольян, и парни нехотя стали подниматься. Только Мятыша пришлось отдирать от кустов силой.
— Да я сейчас… Только это место оберу… Возле муравейника, смотрите, сколько ягод!
— Успеешь еще… — Мятышу дали шлепка, и сопротивление прекратилось.
От черничника ватага скатилась в овраг, миновала березовую рощицу, вышла на прогалину.
— Стоп! — Скелетон остановился. Рядом с ним тотчас возник Гольян. Он слегка принюхивался — совсем как собака-ищейка.
— Впереди?
— Ага…
— Я тоже их чувствую.
— Шагов триста.
— Они нас видят?
Скелетон медленно помотал головой.
— Похоже, нет.
Мы медленно двинулись вперед и вышли к просеке. Здесь ржавыми громадами стыли великанские опоры высоковольтной. Старой, уже давно не работающей. И там, в мареве знойного воздуха я разглядел тех, про кого говорил Скелетон.
Трое среди желтой выгоревшей травы. В камуфляжной пятнистой униформе, с компактными рюкзачками за спинами, в боевых касках. Они стояли истуканами и глядели, казалось, прямо на нас. Двое мужчин и одна женщина. У женщины в руках что-то вроде боевой базуки, у мужчин — лучеметы.
— Охотнички, блин! — Дуст фыркнул.
— Почему они не двигаются? — громким шепотом поинтересовался Хома.
— Почему, почему… По кочану! — буркнул Гольян.
— Они там случаем не того? Не прижмурились?
— Живые, не волнуйся.
— Никак на перезарядке?
— Вроде того… — Скелетон криво улыбнулся. — У них это теперь чаще и дольше.
— Первый раз вижу, что сразу толпой и так долго.
— А ты замечал, как преподы по кабинетам запираются?
— Хобот вроде не запирается.
— Тоже запирается. Только реже. Он ведь это…
— Что это?
— Ну, тоже не совсем из них.
— Ты-то откуда знаешь?
— Значит, знаю.
— Может, подойдем да распишем им физии? — задиристо предложил Дуст. — У меня маркер есть. Вечный, фиг отмоешь.
— Тебе это надо?
— Ну, так… Удовольствие получу.
— Если очухаются раньше, то уже они удовольствие получат.
— Здрасьте! Что они такого нам сделают?
— А что ты сделаешь, если, проснувшись, увидишь, как тебе краской морду размалевывают?
— Ну… Это ж я!
— А это они. Тем более что при оружии. Может, и похуже что случится, — Скелетон умудренно качнул головой. — Стороной пойдем. На всякий пожарный.
— Жаль, я бы с ними хорошо пошутил, — Дуст, выпрыгнув вперед, задиристо замахал руками, словно дразнил замерших на отдалении военных. — Эй, жирафы меднолобые! Сюда идите!
Мятыш скакнул было за ним, но его сграбастал Кайман. Ну а Дуста попотчевал пендалем Гольян.
— Еще один звук, и к березе привяжем!
Дуст присмирел. А Скелетон уже шагал, решительно забирая влево.
— Шустрее давайте. Озеро близко…
— Так вот это и начиналось, — продолжал рассказывать Скелетон. — Хочешь играть, покупай комп, а хочешь иметь комп и выбираться в Сеть, стань, как все, обзаведись защитой, обновляйся вместе с провайдером, с социальной тусней общайся, со всем, стало быть, цивилизованным миром. — Он чуть помолчал, обгрызая травинку. — Когда-то на Земле курил каждый второй, и это тоже считалось нормой. Никто и думать про это не пытался отстраненно. Взрослые седобровые дяди совали в зубы табачные огрызки, поджигали и затягивались дымом. Сейчас-то ясно, что смехота и блажь, но ведь миллиарды этим переболели. И думать не думали, что похожи на клоунов. И повсюду так было — в жизни, на экранах, в книгах. Наверное, и впрямь аборигены Америки отомстили таким образом за свое уничтожение.
— Ну а компьютеры нам кто подсунул? — возмутился Дуст. — Сами, небось, выдумали.
— Может, сами, а может, и подсказал кто…
— В смысле?
— Ну, это уже не ко мне, — Скелетон кисло улыбнулся. — Только выбор делали добровольно, тут ты прав. И в сети социальные шеренгами записывались, и новые правила общения принимали. При этом гудели о новых возможностях, о скоростях, о прочей лабуде — вот, мол, где настоящее раздолье и полная свобода. От первого поколения настольных компов шагнули ко второму — более компактному и мобильному, а там и не заметили, как всех подмяли. Ну, может, и не всех, но… Среди хакеров тех времен тоже ведь были трезвые ребята. Кое-кто и впрямь пытался воевать с правилами официальной сети. Потому что понимали, как круто всех стягивают в единое русло. Овец — их ведь тоже гонят, куда хотят пастухи. Ну а овцы щиплют себе травку и довольны. Так что когда начали встраивать первые чипы, никто и не ворохнулся. Да и чего дергаться, если с чипом в башке можно и музыку какую угодно слушать, и информацию скачивать, и с приятелями такими же айпированными овечками калякать. А еще можно быстро считать, решать любые задачи, языки выучивать. Понятно, что все ломанулись за чипами. За атомные деньги операции делали! В очереди записывались на месяцы вперед! Тем более тогда это считалось спасением от наркотиков и агрессии. Уголовникам, кстати, тоже начали чипы вшивать, чтобы управлять поведением, подслушивать да отслеживать. Сначала, значит, браслеты с ошейниками, а потом и чипы под кожу. Подумает какой-нибудь лохопед, а не грабануть ли магаз? А про это уже и известно всем. Хопана! Ему программульку нужную засылают, — и все. Лохопеду стыдно. А не стыдно, так больно…
Я слушал и ощущал легкий мороз под кожей. Неприятный такой холодок, спускающийся от затылка к пояснице. То же самое и даже с похожими интонациями я слышал однажды из эбонитовой трубки. Голос был, понятно, другой, а вот слова и интонации те же.
— Ну а потом настала очередь чрезвычайных служб. Там, понятно, пошли особые чипы — чтобы люди соображали безошибочно, двигались быстрее, чтобы память не подводила, и базы данных обалденные… Чиновникам, значит, одни чипы, пожарникам — другие… Конечно, и развлекуха вовсю развивалась. Скажем, внутренний кинотеатр, да еще с реальными ощущениями — кто же откажется от такого? Закрыл глаза и настраивайся на любую волну. Да не на экран гляди, как в старые времена, а воспринимай картинку в объеме, с запахами, с гравитацией. Реальнее любой реальности! А уж когда до айпи-прививок дозрели, тут все завертелось по-настоящему. Потому как тонус, здоровье, страх — все стало подвластно. А значит, никаких потрясений и беспорядков, все управляемо и предсказуемо. Для властей — не жизнь, а сказка. А чтобы совсем красиво жилось, на самом верху организовали центральный мозг — этакий единый чип, который и стал манипулировать людишками. Без коррупции, откатов и прочей чепухи. Ну а мы именуем это прогрессом…
— Прогрессом! — фыркнул Гольян. — Будто кто-нибудь знает, что это такое.
— Конечно, знают! — заорал Дуст. — Это когда все жрут в три пуза и с утра до вечера в анимэ режутся.
— Да нет, все сложнее, конечно, — покачал головой Скелетон. — Время-то смутное было — тут тебе и кризис за кризисом, и эпидемии, и катастрофы с голодом. На том этапе чипы и впрямь здорово помогли. Где-то, значит, иммунитетом человеческим управляли — увеличивали сопротивляемость к заболеваниям и радиации, а где-то агрессию снижали, войны останавливали. Опять же в энергетике много чего поменялось. Станций-то дурных тысячи понастроили. Ни одна головушка не подумала, что будет, когда завалим все отходами или когда тотальные землетрясения начнутся. А у айпированных состав крови корректировался, обмен веществ, ДНК. Короче, появились профессиональные ликвидаторы, которым и в реактор заходить не страшно, и в космосе открытом можно плавать. Мы вот дыхание задерживаем, а они отключают его. Все равно как вентиль поворачивают.
