А здесь, выходит, эскимосы справились с этой бедой.
Пестеров с трудом представлял себе жизнь без водки. Несмотря на то, что у него хватало ума самому себе признаться, что по этой причине живет-то он как бы на обочине, в стороне от главной дороги жизни, от которой он удалился по собственной воле. Но мечтал когда-нибудь вернуться к трезвости. Потаенно лелеял мысль о том, чтобы научиться пить так, как пили многие знакомые тангитаны. Сегодня выпьют — а завтра их не тянет на опохмелку, они умеют останавливаться. У него была даже мысль закодироваться, но что-то его остановило. Возможно, надежда на то, что когда-нибудь сам справится с недугом.
— Я, когда бываю в Номе, пью, — сознался Мылыгрок. — В первые дни получаю большое удовольствие, а потом становится тяжко. Тогда возвращаюсь сюда, на свой Иналик, и постепенно прихожу в себя, заново становлюсь человеком… Иногда думаю, что белые люди специально не изобретают лекарства от пьянства. Это же такой прибыльный бизнес!
Слушая эти слова, Пестеров с горечью вспоминал свои собственные горькие переживания, когда, протрезвев, он покорно сносил любые оскорбления и ругательства в свой адрес. Чувство вины порой было таким непереносимым, что хотелось тут же немедленно умереть. И он понимал тех своих соплеменников, которые уходили из жизни, не вынеся моральных и физических страданий. Но он знал и лучшее лекарство: надо было немного выпить, чтобы весь окружающий мир и люди снова стали в его глазах добрыми. Разумом он понимал, что такая жизнь никуда не годится, но что делать…
Он долго ворочался без сна в пуховом спальном мешке, разостланном на линолеуме, и утром, едва только рассвет пробился в окно, тихо вышел из домика и спустился на узкую полоску галечного берега.
У самого уреза воды, на галечной грядке, намытой волнами, стояла Тоня Тамирак. Густые черные волосы ниспадали на плечи, закрывая откинутый капюшон. Она оглянулась и улыбнулась. И тотчас ее красивое лицо с черными, словно нерпичьими глазами, обезобразилось рядом блестящих железных зубов. За несколько лет до перестройки власти вдруг обеспокоились состоянием зубов местного населения. Была создана щедро финансируемая правительственная программа по лечению зубов у местного населения. Летучие отряды стоматологов, оснащенных прекрасной западногерманской техникой, мчались по тундре. Как это и ранее водилось, сначала новые зубы вставили себе большие и малые начальники Чукотки. Предпочтение отдавалось золотым коронкам. Особенно прославился секретарь Тундрового райкома КПСС Иван Золотарев, вставивший себе двадцать золотых зубов! На его улыбку невозможно было смотреть без солнцезащитных очков. Те, кто победнее, довольствовались железными и пластмассовыми зубами, но таких счастливчиков оказалось совсем немного: с началом демократизации и экономических реформ финансирование стоматологической программы было свернуто, и большинство местного населения Чукотского автономного округа осталось с зияющими ртами — вырвать-то зубы успели, а вот вставить новые — уже денег не хватило.
Как хорошо встречать утро!
Вот и Пестеров без сомнения уже несколько дней не притрагивался к огненному напитку. Глаза его посветлели, он внешне посвежел, взгляд был осмысленным и ясным.
— Как хорошо здесь! — Антонина вздохнула полной грудью.
— Люди вроде бы живут небогато, но хорошо! — заметил Пестеров.
— Разве мы не можем жить так, как они?
— Если захотим — можем!
— А почему не хотим?
— Разучились сами думать, — сплюнул Пестеров. — Все за нас думали. Партия, правительство, окрисполком, окружком, райком, райисполком… Тангитаны, одним словом. Все учили, как жить.
— Но кто-то должен руководить нами!
— А ты посмотри на здешних людей, — кто ими руководит?.. Где представитель отдела культуры, районной администрации, КГБ? Даже пограничников, и тех — нет!
— Сказали, что в Номе будут проверять.
В Номе особых проверок не было, и таможенный контроль ограничился тем, что гостей спросили, не привезли ли они наркотиков, оружия и крупных сумм денег. Ни первого, ни второго, а тем более крупных сумм американской валюты ни у кого не было.
В Анкоридж ни Пэляту, ни Меленскому лететь не пришлось: в Ном сами прибыли представители Департамента рыбы и дичи, и переговоры проходили в зале местного «Ротари-клаба», закрытого учреждения, типа клуба, где проводили досуг представители высших деловых кругов и заметные граждане города Нома.
Роберт Карпентер представил проект договора об организации пунктов наблюдения за миграцией крупных морских млекопитающих через Берингов пролив. Меленский с одобрения Пэлята подписал этот проект, сулящий кооперативу «Нувукан» немалые по чукотским меркам финансовые выгоды.
Меленский много читал об истории этого американского городка, прославившегося открытием золота на галечной косе, каких по побережью Чукотского полуострова — десятки. Думалось даже о том, что этого добра и у нас довольно, просто никто толком не искал. Но уж лучше не иметь этого золота. В местном краеведческом музее значительная часть была посвящена именно временам золотой лихорадки.
В Номе встретились первые пьяные эскимосы. Они ничем внешне не отличались от таких же пьяных на Чукотском полуострове, может только тем, что вели себя спокойно, можно сказать робко.
Они тихо сидели в просторном зале, где давал концерт ансамбль «Нувукан». Эти танцы, зародившиеся в туманной дали веков и сохранившиеся почти без изменений, обладают странной притягательной силой и, несмотря на кажущуюся монотонность, никогда не приедаются, не надоедают. В эскимосском танце можно насчитать не более десятка установившихся поз и движений, но дело в том, что каждый танцор исполняет их в единственной, неповторимой, присущей только ему манере. И вот эта девушка, у которой под свободным, ярким матерчатым балахоном, украшенным по подолу каймой, угадывалось стройное, гибкое тело, целиком отдавалась танцу, как бы вся уходила в далекие глубины зарождения жизни на этих суровых и пустынных берегах. Она прикрыла глаза тяжелыми черными ресницами, полуоткрытый рог светился блеском зубов. Иногда, повинуясь требовательному ритму огромных бубнов, обтянутых отлично выделанной кожей моржового желудка, она застывала, на секунду открывала глаза.
