Нхи Кандрис был в куда худшем положении. Он уже не дышал, и его тело, перевязанное красной лентой, чтобы душа не смогла покинуть его до самых похорон, неподвижно лежало между ритуальных огней на деревянной скамье в той части комнаты, где хранилось оружие.

Эридж едва не задохнулся от крика, когда раздалось шипение, сопровождавшее прикосновение раскаленного металла. В этот момент Вейни вздрогнул. Возможно, причиной мог быть и тяжелый запах паленого человеческого тела. Но вот стоны стали слабеть, особенно, когда применявшееся для анестезии настоянное на специальных травах вино сделало свое дело. Тогда Вейни поднял голову, беспокоясь о том, что и этот брат мог умереть: некоторые не выдерживали шока в момент прижигания раны в сочетании с наркотическим действием вина. Но пока его сводный брат все еще дышал.

И тогда нхи Риджен изо всех сил ударил его, отбрасывая удивленного Вейни на пол. Его голова еще гудела от удара, когда он вновь встал на колени, поникнув головой у ног отца.

— Ты кайя, ты убийца, — сказал старый Риджен. — Будь ты проклят. Пусть мои проклятья лягут на тебя вечным позором. — Слезы текли по лицу отца, и это поразило Вейни сильнее, чем удар. Он взглянул вверх и увидел, как невероятно изменилось лицо Риджена. Вейни никогда и подумать не мог, что нхи Риджен способен так рыдать.

— Чтобы сейчас часами не выслушивать мольбы о прощении или твои оправдания, ублюдок, мне вообще не следовало иметь сына из рода Кайя. Кайя и нхи дают плохое потомство. Мне нужно было быть более благоразумным.

— Я только защищался, — запротестовал Вейни, с трудом шевеля разбитыми губами. — Кандрис не шутил. Его не остановила даже кровь, вот смотри… — Вейни повернулся боком, чтобы можно было видеть кровоточащую рану, оставленную легким учебным оружием. Но отец просто отвернулся, словно его это не интересовало.

— Кандрис был моим старшим сыном, — наконец вновь заговорил он, — а ты всего лишь плод жалкого ночного развлечения. И теперь я так дорого заплатил за ту ночь. Но ведь я взял тебя в дом, я обещал это твоей матери, которая была уже больна, когда носила тебя. Она собиралась умирать, и ты должен был бы умереть вместе с ней. Мне следовало понять, что это был бы самый лучший выход. А теперь Кандрис мертв, а Эридж изувечен, и все из-за моей привязанности к тебе, ублюдок. Неужели ты рассчитываешь стать наследником рода Нхи, если их не будет? Ты на самом деле так думаешь?

— Отец, — прошептал сквозь слезы Вейни, — они собирались убить меня.

— Нет. Только слегка сбить с тебя спесь, но не более того. Во всяком случае, они никогда не стали бы тебя убивать. Нет. Нет. Это ты стал убийцей. Ты поднял оружие на своих братьев во время учения, когда Эридж даже не был вооружен. А в итоге ты жив, а моего старшего сына уже нет, и я не вижу другого объяснения произошедшему, кайский ублюдок. Я не должен был брать тебя сюда, в дом. Никогда.

— Отец, — закричал Вейни, но тяжелая рука предводителя Нхи вновь опустилась на его лицо, и слова потонули в струях крови, стекающей по губам. Вейни свалился на пол и зарыдал.

— Что мне делать с тобой? — после долгого молчания спросил Риджен.

— Я не знаю, — ответил Вейни.

— Мужчина сам должен заботиться о своей чести, ты знаешь это.

Вейни в очередной раз взглянул вверх, содрогаясь от слабости. Он не находил слов для ответа. Упасть на собственный меч и умереть — вот о чем говорил его отец. Любовь и ненависть так тесно слились в нем, что он буквально разрывался на части под действием этих противоречивых чувств. Слезы, переполнявшие его глаза, усиливали чувство стыда.

— Так ты воспользуешься им? — спросил Риджен.

В этих словах заключалось понятие чести, так как это понимали люди из рода Нхи. Но кровь кайя была в нем не менее сильна, а народ Кайя очень любил жизнь.

Тишина повисла в воздухе.

— Нхи не могут убивать друг друга, — вновь заговорил Риджен. — Теперь ты должен оставить нас.

Ты очень ловок, а твои таланты давно известны. Твоя рука более правдива, чем твой язык. Ты всегда готов к убийству. И вот теперь твой брат мертв. Ведь ты собирался убить обоих братьев, из которых один даже не был вооружен. Ты не можешь ничего сказать мне в свое оправдание, и отныне ты будешь проклят. Ты будешь илин. Так я решил.

— Да, господин, — произнес Вейни, вновь касаясь пола почти всем лицом и ощущая вкус пепла на своих губах. Для тех, кто был объявлен отверженным, дальнейшая перспектива была очень простой: человек, лишенный покровительства рода, человек, лишенный хозяина как бездомный пес, становился просто-напросто бандитом и его ожидал печальный конец.