В Париже на одном из зданий висит мемориальная доска. На этой доске даты — вехи открытий Луи Пастера.
«Здесь была лаборатория Пастера.
1857. Брожение.
1860. Самопроизвольное зарождение.
1865. Болезни вина и пива.
1868. Болезни шелковичных червей.
1881. Зараза и вакцина.
1885. Предохранение от бешенства».
1881 год — год рождения иммунологии. И опять все началось с того, что ученый должен был поверить мелькнувшей в результате исследования догадке, поверить себе.
Внешне открытие пришло случайно. Но нужно было обладать гениальным умом Пастера, чтобы сделать как будто бы «немного»: заметить, проверить и глубоко уверовать во всеобщность принципа.
1880 год. Пастер изучает куриную холеру. Не ту холеру, которой болеют люди. У кур своя холера, безопасная для человека. Микроб, живущий в пробирках лаборатории, действовал безотказно, когда им заражали подопытных птиц. Смерть наступала через один-два дня. В каникулярный период работу временно прервали и пробирки оставили в термостате при свободном доступе воздуха. Когда через три недели микробами из этих пробирок заразили кур, они заболели… но не сдохли. Неудачу решили исправить: через несколько дней птиц заразили снова, но свежими микробами.
Птицы даже не заболели!
На основании этого, казалось бы, неудачного эксперимента у Пастера возникла обобщающая идея. Он сумел абстрагироваться от виденных им случайностей. Он проверил то, что заметил, и глубоко уверовал во всеобщность принципа: если понизить ядовитость микробов, понизить их способность вызывать болезнь и смерть, то они превращаются в препарат, защищающий от этой болезни. Ученый поверил, хотя и говорил в ответ на расспросы: «Я ничего не могу сказать, я не осмеливаюсь громко формулировать все то, на что я надеюсь». И это он говорил, создавая в соответствии со своей идеей новую вакцину. Уже не против куриной холеры, а против сибирской язвы, которая поражает и животных и людей. Он готовил ее, создавая «ужасные жизненные условия» сибироязвенным бациллам. Их длительно держали в подогретом состоянии.
Когда вакцина против сибирской язвы была готова, Луи Пастер, абсолютно уверенный в успехе, решился на публичный эксперимент.
Пастер был мастером публичных выступлений. Он умел вызывать слезы на глазах у слушателей, он умел и любил запугать, а затем указать путь к спасению. Он устраивал научные вечеринки, приглашал на них Александра Дюма, Жорж Санд, высокопоставленных вельмож. Темноту зала пронзал лучом света и, указывая на пляшущие пылинки, говорил о мириадах микробов, несущих болезни и смерть. Он знал, как расшевелить журналистов, интеллигентов, снобов, буржуа, молодежь. Ученых расшевелить сложнее. Особенно умудренных опытом членов Французской академии наук. Не всякий ученый, добившись успеха и усевшись в кресло академика, склонен воспринимать новое, особенно устрашающее новое. К тому же строгим, педантичным ученым нелегко воспринимать идеи, низвергаемые на них бурным, непостижимо уверенным Пастером. Но он был гениален. Он почти всегда был прав. Он увлекался, но никогда не придумывал.
Французская академия наук уже знала о создании сибироязвенной вакцины. Сообщение о своем открытии Пастер сделал в академии 28 февраля 1881 года. Как всегда, новая идея многими была встречена весьма сдержанно. Но Пастер обещал публичный эксперимент. Было принято решение проверить его идеи, его работу, его вакцину на скотоводческой ферме в Пуильи-ле-Фор. Пастер вынес на суд ученых, и не только ученых, на суд толпы сановников, журналистов, обывателей свое открытие. Этот один из самых опасных экспериментов Пастера состоялся в мае 1881 года. А если бы опыт не удался? Если бы опыт не удался, лаборатория Пастера тотчас лишилась бы ассигнований. Ему было бы весьма трудно продолжать работу. А ведь впереди еще не начатая борьба с бешенством. Он еще не знает, чем он рискует. Он еще не знает, чем он будет заниматься дальше. Но мы-то теперь знаем, чем он рисковал. Впереди была одна из самых драматических его работ. Но азартный Пастер уверовал в свою идею, апробировал ее в лаборатории — и родилась решимость. А ученым в академии он без эффектов говорил о главном — о принципе, об иммунитете.
Доклад в академии был не простым сообщением о создании вакцин против куриной холеры и сибирской язвы. Доклад сообщал об универсальном принципе создания искусственного иммунитета введением ослабленного возбудителя болезни, к которой необходимо выработать невосприимчивость. Вот почему публичный эксперимент был много больше, чем апробация вакцины против сибирской язвы. На карту ставилась судьба только что рожденной науки об иммунитете. Многие ученые в академии не одобряли решения Пастера, упрекали его в излишней самоуверенности.
И все же можно представить себе тяжесть сомнений, силу решимости и глубину уверенности Пастера в те знаменательные дни.
В начале мая 1881 года на ферме в Пуильи-ле-Фор было вакцинировано 30 овец и 5 коров. Столько же животных было оставлено в качестве контрольных. 31 мая все 70 животных были заражены сибирской язвой. Эксперимент проводился в присутствии врачей, ученых, государственных деятелей, журналистов. Через двое суток Пастер и гости снова были на ферме.
Все контрольные животные погибли. Все вакцинированные остались жить!
Пастер до начала эксперимента предсказал его результаты. Он не сомневался в них.
Пастер вопреки тогдашним законам чести отказывался от дуэли, даже когда первым наносил оскорбления, но смело шел на, казалось бы, авантюрный, рекламный эксперимент. Жизнь показала, что это не авантюра. Людям меньшего масштаба это казалось авантюрой. А у Пастера была уверенность в принципе. Эта смелость побольше, чем при дуэли.
Пусть ученые спорят.
В научном споре побеждают все. Звучит ли эта фраза парадоксально? Разве история науки не знает поверженных теорий и победного шествия новых? А разве это не значит, что есть победители и побежденные?
Нет, не значит.
Только давайте сразу договоримся. Мы рассуждаем о научном споре, о дискуссиях настоящих ученых или научных школ, для которых главное — истина. И не будем говорить о тех спорах, которые затевали псевдоученые клики. Затевали и использовали в дискуссиях не силу научных фактов, а силу власти. Это бедствие, подобное обвалу на горной дороге. Такие споры погребали истину под грудами каменьев. Потом ее все равно приходилось оттуда извлекать.
Мы будем говорить о спорах ученых, ищущих законы и закономерности природы. Они все больше приближают нас к истине. Еще мудрые ученые древности говорили: «В спорах рождается истина».
Именно так. Конечно, тяжело убедиться в споре, что твоя точка зрения ошибочна, или не совсем верна, или слишком одностороння. Но зато ты избавляешься от ошибок и направляешь свои мысли и все последующие усилия по более правильному пути. Долг ученых — спорить. Может быть опровергнута теория или точка зрения, но выигрывает истина. Выигрывает наука. Выигрыш достается всем. Выигрыш достается и тому, кто прав, и тому, кто заблуждается, и всему человечеству. Новые теории сменяют старые, потому что они более точно отображают мир.
