— Садись, Александр Владимирович. Дарья, у нас гости!
А Дарья, та самая сероглазая гренадер девица, уже достает из шкафчика бутылку коньяка и три маленьких стакана. Хороша Даша, да не наша, глаза у нее как у моего снайпера, который не один десяток душ спровадил на свидание с их Азраилом.
А Одинцов уже разбулькал коньяк по стаканчикам.
— Давай за них, давай за нас, и за Кавказ и за спецназ! Ну что, будем?
Опрокидываю стакан в глотку, коньяк привычно обжигает горло… Ух, хорошо пошел.
— Ты закусывай, майор, закусывай — Одинцов кивает на тарелку с крупными ломтями лимона и сыра, неведомым для меня образом очутившуюся на столе… В руках у Дарьи были только коньяк и стаканы… Вот цирк. Да и сам коньяк, не та подкрашенная химия, что продается в наших магазинах. Вот Дарья, навернула коньячку, а теперь с задумчивым видом жует ломтик лимона.
— Дашуня, у нас с майором мужской разговор… — Одинцов снова взялся за бутылку, — будь добра, побудь у себя… — Дарья гневно сверкает серыми глазами, видно хочет что сказать, резкое и нелицеприятное, но молча кивает и, поджав губы, выходит.
— Ну, что, товарищ майор, как тебе обстановочка? — Одинцов берет в руку стакан…
— Хорошо пошла вторая, — утираю рот рукой и наскоро зажевываю коньяк лимоном: — Обстановочка ничего, товарищ Одинцов, если конечно не будет приказа ротой на Гаваи высаживаться…
— Такого приказа не будет, не переживай…, эти Гаваи сейчас нам на… не нужны, может потом, когда-нибудь. Да, сейчас мы вне строя, так что я для тебя Павел Павлович, а еще лучше Паша. Есть устав, и есть уставщина, терпеть не могу последнюю. Ты мне лучше, Александр Владимирович, скажи, как тебе весь этот кавардак на борту.
Эх, была, не была…
— Так, товарищ Одинцов, знаешь, чувство у меня, что на бомбе сижу… и часики уже тикают.
— Ну, майор, не ты один такой, у меня то же самое чувство… — Одинцов потер подбородок, — но, вот, не могу понять, кто эта бомба или что…
— Особист, этот Ким, какой-то неясный… — я разжевал кусок сыра, — ох, не нравится он мне, смотрит все время, куда то мимо тебя.
— Во! — Одинцов поднял вверх палец, — но это не вся проблема или даже не проблема вообще. Сам этот Ким, будь он даже сам Джеймс Бонд и Брюс Ли в одном флаконе, ничего сделать не сможет. Команду на БДК перед походом мы тщательно перетрясли на семи ситах, все чисто. Командир, штурман, мех — все лучшие из лучших и ниточки от них никуда не тянутся. К тому же первоначально в документах был указан другой корабль, тоже БДК, но 775 проекта, «Ослябя», кажется. Но, дело не в этом… — голос Одинцова стал совсем трезвым, — слышал, опять зашевелился недобитый галстукоед. Говорил я тогда… Мы не зря пошли на испытания в этот район и в такой компании… В случае обострения обстановки, в любой момент может поступить приказ, превратить испытания в боевые маневры. Под прикрытием «Тумана» подвести «Варяга» к острову Оаху на такую дистанцию, что залп его Базальтов стоящий на якорях флот янки просто не успеет отразить… Конечно стрелять нам не придется, главное обозначить для Пентагона то, что мы имеем такую возможность, но обстановка будет максимально приближенной к боевой. А это значит, что у кого-нибудь может поехать крыша, от страха или напряжения… Люди у нас разные, попадаются даже общечеловеки. К некоторым придется применять силу. Никакой особист Ким тут ничего не играет, единственная вооруженная сила на кораблях в достаточном количестве — твои морпехи. Ну, ты как, со мной в одном флаконе или нет?
Я сам налил себе коньяка в стакан и не спеша выпил, закусил лимончиком.
— Товарищ Одинцов, я слышал про вас разного, хорошего и не очень. Но, в общем, ваша деятельность…, мне, скажем, нравится и я в курсе вашего статуса… Если из Москвы поступит такой приказ, или случится нечто чрезвычайное, то я, и мои бойцы целиком в вашем распоряжении, невзирая, ни на что…
Одинцов тоже налил себе коньяка.
— Статус, шматус, — проворчал он, доставая из нагрудного кармана свернутую вчетверо бумагу, — на, читай!
Я развернул листок, прочел несколько коротких фраз, рассмотрел подпись и гербовую печать, потом аккуратно свернул и отдал Одинцову.
— Да уж, настоящий карт-бланш… В стиле Дюма, «Все что сделал податель сего он сделал по моему поручению и на благо государства».
— А ты думал, чего они вокруг меня так на задних лапках пляшут? — ухмыльнулся Одинцов и взялся за стакан, — Выпьем за наше с тобой взаимодействие… И за то, что бы все обошлось, и оно нам не понадобилось. — Он заметил мой вопросительный взгляд. — Знаешь, в основе политики лежит искусство избегать применения силы… но уж если не удалось, бить надо со всей дури и идти до конца, иначе каюк! Понял, майор? — глаза его были совершенно трезвыми, и какими-то тоскливыми, что ли…
— Понял, товарищ Одинцов, понял, — я разлил по стаканам коньяк — Так вот, Павел Павлович, давай выпьем: — «За нас с вами и за хрен с ними!» — стакан сам опрокинулся в глотку. — Запомни, — выдохнул я, — когда позади тебя майор Новиков, ты можешь быть спокоен за свою спину. Все, последняя, хватит! — я накрыл свою рюмку ладонью. — Пора и честь знать…
— Ладно, Александр Владимирыч, — кивнул головой Одинцов, — бывай, и помни, за царем служба, а за богом молитва не пропадут…
— Если что, как только, так сразу. — Поднявшись на ноги, я одернул китель — Честь имею…
Выйдя в коридор, я с облегчением выдохнул. Хрен, их знает, этих больших начальников, сегодня они добрые, а завтра… И пить с ними адово наказание, все время надо думать, что бы не ляпнуть лишнего. Но Одинцова, если что, я прикрою, он-то из них самый порядочный, другие сильно похуже будут. А пока, пройдусь-ка я, проветрюсь, на ночном ветерке, заодно и посты проверю…
