На площадке перед зданием, для принудительного отдыха были собраны в толпу подростки обоего пола. Перекурив, Анатолий подошел к краю площадки.
— Внимание! Призывники, построились, — громко подал команду. — Посчитаем вас.
Обратившись к ответственному клерку, выяснил у кого списки отъезжающих.
— У вашей медсестры. Мария Васильевна, подойдите к нам, пожалуйста. У вас списки?
Детвора, галдевшая, но все-же соблюдающая подобие строя, поддерживаемого, в том числе и тремя представителями милиции, с любопытством смотрела на Монзырева, во взглядах читался вопрос: «И чего же ожидать от тебя, дядя?».
Рядом с Монзыревым прорезались две девушки, обе с небольшими походными сумками, в коротких юбках и футболках по сезону, на ногах босоножки на шпильках. Тут же сунулись к Толику:
— Извините, мы немного задержались.
— Не задержались, а опоздали на полчаса. Если б мы вовремя выехали, сейчас бы добирались перекладными. А, где еще одна?
— Галина тоже уже должна была быть. Мы не знаем.
Прозвучал практически в один голос ответ студенток.
— Ладно, вон стоят двое орлов, — Монзырев указал взглядом на своих офицеров. — Пока двигайте к ним, ожидайте.
Отвернувшись, он со списками подошел к автобусу, оттуда скомандовал:
— Сейчас буду зачитывать фамилии, услышав свою — загружайтесь в автобус. Знакомиться будем в лагере.
Посадка началась, гомоня и подсмеиваясь, кто над чем, дети полезли в автобус. А вскоре, Монзырев понял, что все не влезут. Усадив в автобус большую часть народа, он впихнул в гаишные машины еще восемь человек, и все равно оставалось четырнадцать детей.
— С этими, что делать? — обратился он к клерку от образования. — Еще транспорт есть?
— Может потом за ними приехать? — неуверенно спросил тот. — По поводу транспорта, я не уполномоченный.
— Я вижу, что ты не упал намоченный, тебя еще в детстве уронили на сухой бетонный пол. За такую работу, я бы тебя сейчас с большим удовольствием уронил на асфальт, во-он в той луже машинного масла и намочил бы, может тогда у вашей братии совесть проявляться хоть иногда будет, — брезгливо отвернувшись от представителя гражданской власти, с досадой прикинул последовательность вероятных телодвижений. — Сорок один километр в одну сторону, сорок один — в другую. Еще неизвестно, доедет ли этот монстр на колесах до места, уж больно вид у него стремный, да и загружен он под завязку.
Окликнул:
— Марья Васильевна, вот списки. Оставшихся здесь я отчеркнул. Вы сами заходите в автобус, ну а мы на перекладных доберемся.
Губы у клерка растянулись в довольной, блаженной улыбке, судя по его виду, трудностей в жизни он не любил и к проблемам был не готов.
«Эх, Расея — родина слонов! Наплодили чиновников, куда не плюнь, вот в такого деятеля попадешь, не промахнешся!», — торкнулось в голову Монзырева.
— Анатолий Николаевич, так я могу доложить об успешном начале нашего дела?
Косо глянув на клерка, Толик бросил:
— Докладывай.
Больше, не обращая внимания на чиновника, махнул рукой головной гаишной «девятке»: «Трогай, встретимся в лагере».
Он подошел к молча стоявшей ребятне, понуро оценивающей происходящее вокруг них.
— Ну, что пригорюнились? Не пропадем, сейчас выйдем к автовокзалу и доберемся на попутном автобусе почти до места, а там пешочком и золотой ключик у нас в кармане.
Подошли Сашка, с тяжелой парашютной сумкой в руках, и Андрюха с девушками.
— Что, командир, выдвигаемся?
Не успев ответить, Монзырев, да и остальные, повернулись в сторону мягко скрипнувших тормозов. Перед собравшимися остановилась черная «Мицубиси Паджеро» из передней двери вышел лощеный парень в черном костюме и белой рубашке при галстуке. Торопливо озираясь по сторонам, он открыл заднюю дверь машины, из которой на асфальт выпрыгнула собака сероватой масти с купированным хвостом и острыми подрезанными ушами, тут же отбежала на травку и присев сделала свои собачьи дела. Следом за собакой из машины вышла красивая, длинноногая девица в стильной одежде.
— Ой, Галка! — воскликнула одна из студенток.
— Привет, мальчики и девочки! — мелодичным голосом поздоровалась подъехавшая представительница прекрасного пола. Из ее глаз лучилась непосредственность юности, черты лица выражали скорее кокетство избалованного жизнью великовозрастного ребенка, чем глупость и тупую простоту блондинки.
— И вас с Новым годом, мисс! — откликнулся Андрюха Ищенко.
— Как хорошо, что вы почтили нас своим присутствием, мадмуазель, — это Монзырев. — Появились колеса. Откуда прибыло это чудо японского автопрома? Или по случаю подвезли добрые люди?
— Это папин.
— Ну, так может, загрузим его детьми? И вы вместе с ними доедете до лагеря? Остальные перекладными.
Галина обратилась к водителю, вышедшему из машины и курившему у левой передней двери.
— Жень, отвезешь детей в лагерь?
— Галина Александровна, а где это?
— Это сорок один километр от города, в южном направлении. Деревня Писаревка от лагеря в пяти километрах, там еще монастырь мужской, «Ястребова Пустынь» называется. Ну, понял, нет? — Монзырев вопросительно смотрел в глаза явно скучяющего водителя.
— Да, понял, сейчас только шефу отзвонюсь, — водитель японской «кобылы» влез в нее и по мобильному телефону стал названивать хозяину.
— У зверя намордник-то есть? — обратил внимание на собаку майор.
— В багажнике, вместе с сумкой.
— Ну, так и зачехли своего крокодила.
— Это не он, а она. Голубая доберманиха, зовут ее Марго. Маргоша, иди сюда, моя-а хорошая соба-ачка! Этот несносный дядя, думает, что мы кого-то можем покусать! А, мы ведь добрые, мы никого не кусаем.
— Хм! Ну-ну.
Галина взяла четвероногого гоблина семейства собачих за ошейник. Распорядилась:
— Толик, принеси намордник!
Монзырев удивленно повел бровью, но оказалось, что Толиком звали охранника. Тот бесприкословно подошел к задней двери «Паджеро», открыл ее и, покопавшись в багажнике, принес изделие кожевенных мастеров в гламурном исполнении, по толщине полос и выделке кожи, больше соответствующее использованию на морде какой-нибудь таксы, чем на бойцовой породе, передал его Галине.
— Все, можно загружаться, — известил Евгений. — Шеф дает добро.
В машину усадили пятерых детей. Галина соизволила ехать со всеми вместе на перекладных. В результате, Монзырев поменял еще троих мелких на одного крупного охранника.
— Шеф приказал лично доставить Галину Александровну до места, — сообщил бодигард Монзыреву.
— Ну, коли приказал… Так, а сумки можно положить в багажник.
— Нет, командир, своя ноша не тянет, — Сашка демонстративно забрасил сумку за спину. — Все свое — ношу с собой.
Оставшаяся пацанва быстро позабрасывала свои баульчики в багажный отсек и машина тронулась с места. Монзырев окинул взглядом мелкое воинство: два орла, охранник, три великовозрастные девицы, шесть пацанов, три девчушки и собака в наморднике.
— Ну, что подельнички, потопали? — он, развернувшись, подхватил свою сумку, пошел в сторону автовокзала, за ним двинулись остальные. Замыкали шествие охранник, сразу же вспотевший на солнце в своей классической паре черного цвета и белой рубашке с галстуком, с Галининой сумкой и странным тубусом в руках и Андрей Ищенко с рюкзаком за плечами.
Сделав первый шаг в направлении автобусной остановки, Монзырев даже не подозревал, как с этим шагом, круто изменится его жизнь и жизни всех тех, кого он вел за собой.
Уже два часа группа шла по лесу, отмеряя шагами, оставшиеся до лагеря восемь километров, и никак не могла дойти. Монзырев подметил, что привыкшим к пейзажам городских кварталов и асфальтированным тротуарам детям и «барышням», первоначально восхищавшимся видами натуральной растительности и щебетом пернатой живности, стало приедаться вынужденное блуждание по лесным просторам малой родины.
